Эволюционер из трущоб. Том 14 - Антон Панарин

Харитонович и Архаров ушли, оставив нас с Гавриловым и Юрием. Мы молча стояли провожая взглядом двух стариков, а после Юра спросил:

— Как отец? Больше не представляет опасности?

— Для нас нет, а вот для противника очень даже да. — Ответил я хрустнув задубевшей спиной.

— Это что получается? В нашем полку стало на одного абсолюта больше? — Заинтересованно спросил Гаврилов.

— Ну не сказал бы что отец равен по силе абсолюту. Скорее он магистр на пике своей силы. Если Архаров приложит усилия то в ближайшее время сможет прорваться на ранг абсолюта. Вот только сперва ему стоит отдохнуть.

— Это что же получается? Юрий, Максим Харитонович, Артур, ты, а теперь и Архаров скоро станет абсолютом. Выходит наш род по силе сопоставим с силами императора? — Широко улыбнувшись спросил Гаврилов.

— Не беги вперёд паровоза, котёнок специального назначения. — Усмехнулся я и краем глаза заметил что Юрий хихикнул в руку. — Харитонович не может покинуть Калининград, а значит мы всё ещё недостаточно сильны. Однако у меня есть парочка мыслишек как не только сравняться с имперской мощью, но и превзойти её.

— Ого. Вижу у тебя братишка всё схвачено. Поделишься мыслями? — Спросил Юрий.

— Конечно поделюсь. Сперва я отправлюсь в аномальную зону, зачищу пару разломов, а после сделаю из Станислава Карловича настоящее чудовище. — В этот момент я хищно улыбнулся, а Гаврилов побледнел.

— Надеюсь не такое же чудовище каким стал Архаров? — Спросил он нервно сглотнув.

— Конечно нет. Ты станешь намного, намного сильнее.

Повисла напряженная тишина и только Юра был весел, а вот котёнок специального назначения понял что впереди его ждёт боль. Жуткая боль.

Глава 14

Ненавижу спешку. Хочется жить тихой размеренной жизнью, наслаждаться каждым прожитым днём. Вставать с рассветом, ложиться с закатом, проводя каждую секунду с дорогими сердцу людьми. Но вместо этого приходится носиться туда-сюда, как ужаленный в задни… Ну, вы поняли.

Единственная возможность замедлить темп — это разобраться с великими бедствиями, Императором, войнами и долбаными сотнями проблем поменьше. И на всё это требуется время, верные люди, а ещё… Впрочем, не важно.

Попрощавшись с Юрием и Гавриловым, я телепортировался в Екатеринбург, решив немного отложить посещение аномальной зоны. Пространство схлопнулось, темнота, оглушительный грохот бьёт по ушам, и вот я уже стою в недрах артефакторного завода.

Воздух здесь густой, тяжёлый, пропахший гарью, железом и потом. Кузнечные молоты били по наковальням в ритме военного марша, пламя из печей ревело, отражаясь на потных лицах мастеров.

Семёныч, обнажённый по пояс, вытирал ладонью лоб, размазывая по коже сажу. Петрович с извечной ухмылкой и ехидными подколками что-то ворчал, подкручивая усы. Евсей же молча следил за процессом. Пожалуй, именно он был тем самым винтиком, без которого всё бы развалилось. Евсей поддерживал завод в порядке, ограждая Семёныча и Петровича от беспробудного пьянства.

Я шагнул к ним и протянул вперёд руку. Сперва мою кожу заволокла чёрная плёнка, а после из неё стали с глухим звоном вываливаться куски расколотого молота. Металл в трещинах, руны потускнели, но в рукояти ещё чувствовалось присутствие антимагической силы.

— Нужно починить, — сказал я. — Справитесь.

Семёныч поднял кусок навершия, прищурился, поскрёб затылок:

— Да эта… железка твоя, похоже, окочурилась окончательно. Это ж уже не металл, а труха какая-то.

Петрович, нахмурившись, подошел к Семёнычу и вырвал у него из рук обломок молота:

— Труха — у тебя в голове. Дай сюда.

— Ага, знаток сыскался. Ну чё, посмотри. Стоумовый, блин, — недовольно пробурчал Семёныч.

Петрович изучил один осколок, затем второй, третий — и остановился на рукояти.

— Ну, что тут скажешь? Рукоять ещё живая. Можем меч сварганить. Или ножичек знатный.

Евсей принял из рук Петровича рукоятку и кивнул:

— Материал редкий. Если бы был запас такой руды, могли бы и починить, а из остатков новый молот не получится. Но на меч — да, должно хватить.

Вздохнув, я извлёк из пространственного хранилища проклятый клинок, подаренный Императором. Его металл сочился мраком, по лезвию ползали бледные отблески, будто свет не хотел на нём задерживаться. Как только я положил меч на верстак, кузнецы в ужасе отшатнулись. Семёныч выругался и скрестил пальцы, словно от сглаза. Петрович просто разинул рот, а Евсей тут же закурил, не отводя глаз от клинка.

— Тогда сделайте меч. Точную копию вот этой железяки, — сказал я.

— Чур меня… — прошептал Семёныч. — Вещица-то проклятая, аль чаво?

— А у тебя глаз намётан, — усмехнулся я. — Действительно, это проклятый клинок, который мне подарил наш самодержец. Хочу, чтобы вы подошли к работе со всей ответственностью и сделали идеальную копию. Проклятье в меч не обязательно вкладывать, достаточно внешнего сходства.

Евсей нервно сглотнул:

— Опасно. Эта сталь живёт своей волей. С ней работать — то же самое, что волку в пасть руку сунуть.

— А я и не прошу вас трогать проклятый клинок. Подвесьте его на проволоку и смотрите издалека. К тому же, проклятье я уже снял. Ну, почти снял. Одним словом, оно вам не навредит.

— Не навредит, блин. Нам за такую работу молоко положено за вредность, — хмыкнул Петрович.

— Получите молоко, а ещё и пузырь для храбрости, — пообещал я.

— Ну, тогда ладно… Попробуем, — произнёс Евсей, аккуратно прикоснувшись пальцем к проклятому клинку. — Для тебя, Михаил Константинович, всё, что угодно.

— Вот это я и хотел услышать, — улыбнулся я и вышел из кузницы.

Вдохнув свежий вечерний воздух, я достал из хранилища телепортационную костяшку и переместился в Калининград. Оттуда мой путь будет лежать прямиком в посёлок Рыбачий, расположившийся в бухте Черногорской. Там как раз открылся разлом пятого ранга. Посмотрим, чем он сможет удивить.

* * *

В спальне Императорского дворца царила тишина, прерываемая лишь треском камина и сдавленным дыханием двух разгоряченных людей. Тяжёлые гардины укрывали комнату от внешнего мира, оставляя только полумрак, в котором золотился шёлк простыней. Иван Васильевич лежал рядом с женщиной, чьё присутствие обволакивало, словно яд, смешанный с мёдом.

Инесса Матвеевна — жгучая блондинка с безупречной фигурой и звонким голоском, умевшая в равной степени быть и ласковой, и коварной. Она скользила языком по шее Императора, словно хищница, слизывающая кровь, сочащуюся из раны своей добычи.

Её блестящие глаза вспыхивали то искренней нежностью, то холодной