Эволюционер из трущоб. Том 14 - Антон Панарин

решимостью. Она смеялась, обнимала, нашёптывала комплименты, и тут же осторожно бросала фразы о долге. О том, что Империи нужен символ единства, что рядом с Императором должна быть та, кто разделит не только трон, но и его одиночество.

Слова звучали так естественно и разумно, будто их говорил сам Иван Васильевич. И всё же, в каждой её интонации скрывался расчёт. Инесса Матвеевна умело впрыскивала в разум Императора свои мысли, как змеи впрыскивают капли яда в кровь.

Она наблюдала, как мысль о женитьбе постепенно приживалась в голове Ивана Васильевича. Не упорствовала, чтобы не спугнуть, но и не отступала. Скользила по грани дозволенного. А чтобы упростить себе путь, она спелась с матерью Императора, Розой Львовной.

Старушка мечтала о внуках. Ведь сын ведёт опасную игру и может рано или поздно погибнуть, тогда бразды правления примет внук, а Роза Львовна станет регентом и продолжит править из тени, как всегда это и делала.

Две змеи день за днём, неделя за неделей, капали на мозги Ивана Васильевича: мягко, незаметно, но настойчиво. Сначала намёки о женской поддержке, потом рассуждения о наследии и символике брака, а после и о том, что без женщины рядом он будет восприниматься как недолговечный правитель.

И вот теперь, после долгих нашептываний, настал момент, когда Иван Васильевич решил, что желание жениться — это его выбор. Он схватил Инессу Матвеевну и грубо притянул к себе, впившись в её губы. Поцелуй был не столько страстным, сколько жестоким. Инесса прокусила до крови губу Императора, он ответил тем же. Солоноватый привкус крови наполнил их рты.

Заглянув в глаза Инессы Матвеевны, Император властно произнёс:

— Ты станешь моей женой.

Его голос прозвучал твёрдо, словно приказ, не терпящий обсуждений. Инесса же отвела взгляд, изображая смущение, а в глубине её души разгоралась хищная искра торжества. Она коснулась его щеки:

— Как прикажете, мой господин, — тихо и покорно прошептала она, и её нежные ручки скользнули под одеяло и устремились к паху Императора, ведь нужно действовать быстро. Закрепить занятые позиции зачатым ребёнком, а после — уже никто и ничто не смогут сковырнуть новоявленную Императрицу с трона.

Инесса Матвеевна скрылась под одеялом с головой, выпустив на волю змеиную, холодную улыбку. Ведь её план увенчался успехом. Император сделал «свой» выбор.

* * *

Возродившись в теле князя Пожарского, Огнёв решительно не знал, чем себя занять. Деньжата имеются, друзья отсутствуют. Есть свобода, которую ограничивает петля в виде соглядатаев, посланных Императором. Одного из таких старшина заметил, когда переходил дорогу, направляясь в кабак. На этот раз он шел туда не для того, чтобы напиться, а просто посидеть, поговорить по душам.

Оксана уже ждала его. Девушка явно готовилась к встрече. Волосы аккуратно собраны, платье свежее, идеально выглаженное. Когда Огнёв вошел внутрь, Оксана сделала вид, что не заметила его. Старшина на это лишь улыбнулся. Подобные фокусы от дам он видывал довольно часто и воспринимал подобное поведение как игру, в которой могут выиграть оба, оказавшись в мягкой постели.

— Ой, а это опять вы? Не думала, что князю приглянётся моя забегаловка, — сказала Оксана, когда Огнёв остановился у барной стойки. В её голосе проскользнуло лёгкое кокетство.

— Забегаловка и правда паршивая, а вот его владелица очень даже хороша собой, — ухмыльнулся Огнёв, встретившись взглядом с Оксаной.

Она рассмеялась, звонко, заливисто. Так, что на сердце старшины стало тепло.

Слухи о том, что князь Пожарский зачастил в кабак, быстро поползли по городу. Обычные пьянчуги стали сторониться этого заведения, а аристократы всех мастей наоборот стали завсегдатаями в надежде встретить князя и подружиться с ним. Однако, сегодня в заведении было пустовато. Парочка аристо в дальнем углу нажрались как свиньи и мирно храпели, заглушая музыку, льющуюся из колонок.

Огнёв засиделся до поздней ночи. Он и Оксана смеялись, разговаривали обо всём: о прошлой жизни, о том, что значит потерять всё и начать заново, о страхах и надеждах. Её глаза сияли, когда он, смущённо, признался:

— Я ведь думал, что жизнь для меня — только драки да вино. Семья для вояки не подспорье, а обуза. Идёшь в бой и боишься, что твои родные останутся одни. А страх — это верная смерть… — задумчиво сказал старшина, отпив пиво из бокала. — А когда у тебя никого нет, то и терять нечего. Понимаешь? Беззаботная жизнь, в которой…

— Есть лишь одиночество? — спросила Оксана, положив руку поверх его руки.

— Похоже на то, — кивнул Огнёв.

Когда кабак закрылся, и только свечи горели в тишине, старшина помог ей прибраться. Она то и дело посматривала на Огнёва, он пытался шутить, но выходило это скверно. В голове были лишь скабрезные шутки, да армейский анекдоты, которые мог понять только другой солдат.

Ночь была тихой, словно сам город замер, боясь потревожить два раненых сердца. Столы вытерты, свечи догорают, оставляя по углам кабака тени, которым суждено исчезнуть в рассветных лучах. Огнёв сел на барный стул, покачивая пустую кружку, и молчал смотрел на Оксану, собирающуюся идти домой. Девушка, заметив его задумчивость, подошла ближе.

— О чём думаешь? — мягко спросила она, облокотившись на стойку.

Он вскинул глаза и впервые не попытался спрятать за шуткой свою суть.

— Боюсь остаться один, — практически шепотом сказал Огнёв, опустив взгляд, будто сказал что-то постыдное.

— Я рядом, — произнесла Оксана и погладила его по щеке.

Огнёв притянул её к себе и прижал к груди. Его сердце билось часто, неровно.

— Я столько лет жил, будто внутри давно умер, — выдохнул он. — Пил, дрался, убивал… а сейчас боюсь, что если отпущу тебя, снова останусь один.

Оксана улыбнулась и поцеловала его. Поцелуй был столь долгим, что в их телах не осталось ни воздуха, ни страха.

— Тогда не отпускай меня, — шепнула Оксана.

Их губы снова встретились. Сначала осторожно, будто он боялся разрушить это хрупкое чудо, а потом с силой, с жадностью, с которой он привык бросаться в бой. Только теперь Огнёв сражался не за жизнь, а за право впервые за долгое время почувствовать себя живым рядом с такой же живой женщиной

* * *

Авиакомпания «Мимо экспресс» неслась в ночном небе над Куршским заливом. Под крыльями мимика раскинулась бескрайняя чёрная водная гладь, из которой то и дело выпрыгивала какая-то пакость, едва различимая в ночи, и выстреливала всякой гадостью. Один раз разломным тварям даже удалось пробить насквозь крыло Мимо костяным снарядом,