Тринадцатая Колония - Эдуард Сероусов

время. Это становилось закономерностью – специалист по безопасности предпочитал передвигаться по «Персефоне», когда большинство экипажа спало. Что он искал? Или что скрывал?

Подавив волну боли, Васкес медленно встал и направился в небольшой санитарный блок своей каюты. Холодная вода на лицо помогла прояснить мысли, но тревога не уходила. За четыре месяца в искривлённом пространстве атмосфера на корабле изменилась. То, что начиналось как сплочённая научная экспедиция, постепенно превращалось в клубок напряжения, подозрений и скрытых конфликтов.

Амина Хан и Кай Левин сблизились, создав своего рода альянс, основанный, похоже, не только на профессиональных интересах. Они проводили вместе всё больше времени, обмениваясь данными и теориями, которые не всегда включали в официальные отчёты. Васкес не вмешивался – личные отношения между членами экипажа не были запрещены, а их профессионализм не вызывал сомнений. Но их растущая изоляция от остального персонала была тревожным знаком.

Дмитрий Волков, официальный дипломат миссии, казалось, находил общий язык со всеми, но при этом не сближался ни с кем конкретно. Идеальный посредник – или идеальный шпион. Васкес был почти уверен, что Волков работал на Европейский Консорциум, но прямых доказательств у него не было.

И наконец, Сантьяго Рейес. Самый опасный человек на корабле, если интуиция Васкеса не подводила. Официально – специалист по безопасности. Фактически – оперативник военной разведки Земного Альянса с неизвестной, но наверняка агрессивной повесткой.

Капитан вернулся в основную часть каюты и активировал скрытый медицинский сканер, встроенный в переборку. Это было его личное дополнение к стандартному оборудованию, о котором знал только корабельный врач. Аппарат просканировал его тело, сосредоточившись на неврологических показателях.

Результаты были неутешительными. Прогрессирующая дегенерация нервных тканей в левой руке и, что более тревожно, первые признаки распространения болезни на позвоночник. По самым оптимистичным прогнозам, у него было около года до частичной потери двигательных функций. По пессимистичным – шесть месяцев.

Времени оставалось мало. Слишком мало.

Васкес оделся, принял дозу медикаментов, маскирующих симптомы, и покинул каюту. Раннее утро – лучшее время для проверки корабельных систем без лишних свидетелей.

Командный центр «Персефоны» был почти пуст в это время – только дежурный навигатор, молодой лейтенант Чжан, и офицер связи Родригес. Они вытянулись по стойке смирно при виде капитана.

– Вольно, – махнул рукой Васкес. – Статус навигации?

– Всё в норме, капитан, – ответил Чжан. – Курс стабилен, отклонение от расчётной траектории – 0,002%. «Афина» проводит автоматическую корректировку каждые шесть часов.

– Связь?

– Только внутренние коммуникации, сэр, – доложил Родригес. – Внешняя связь невозможна в искривлённом пространстве, как и ожидалось.

Васкес кивнул и занял своё место в центральном кресле. Активировал личный терминал и вызвал трёхмерную карту звёздного пространства между Солнечной системой и Проксимой Центавра. Голубая линия показывала их траекторию – неестественно прямую в искривлённом пространстве.

Он переключил изображение на расчётный вид с «Персефоны» при выходе из искривления – красный карлик Проксима Центавра, тусклая звезда класса M, вокруг которой вращался Авалон, экзопланета с потенциально революционными технологиями. И, возможно, с ответами на вопросы, которые мучили Васкеса с момента получения этого назначения.

Почему колония никогда не пыталась связаться с Землёй? Что произошло с первоначальной экспедицией «Прометея»? И главное – кем были загадочные «Архитекторы», упоминаемые в перехваченных сообщениях?

– Капитан, – голос Родригеса прервал его размышления, – доктор Петрова запрашивает ваше присутствие в медицинском отсеке. Плановый осмотр.

Васкес подавил раздражение. Корабельный врач была настойчива в своём стремлении следить за здоровьем ключевого персонала, особенно за его собственным. Она знала о его диагнозе – единственная на корабле, кроме самого Васкеса.

– Передайте, что буду через тридцать минут, – ответил он, затем обратился к навигатору: – Покажите текущий визуальный вид с внешних сенсоров.

На главном экране появилось изображение серебристого тумана – визуальное представление искривлённого пространства-времени вокруг корабля. Но среди этого тумана теперь виднелась красноватая точка, ярче окружающего свечения.

– Проксима Центавра, – пояснил Чжан. – Стала видна примерно неделю назад. С каждым днём будет становиться всё ярче.

Васкес смотрел на далёкую звезду – конечную цель их путешествия и начало новой, потенциально более опасной фазы миссии. Красный карлик, тусклый и холодный по сравнению с Солнцем, но всё же несущий жизнь на своей планете. Как и болезнь, медленно пожирающая его тело, но пока позволяющая функционировать.

– Увеличьте изображение, – приказал он.

Красная точка выросла, но оставалась просто светящимся диском без различимых деталей.

– Максимальное увеличение при текущей дистанции, – пояснил Чжан.

– Понимаю, – кивнул Васкес. – Продолжайте наблюдение и записывайте все изменения. Я буду в медицинском отсеке.

Доктор Ирина Петрова, корабельный врач, была невысокой женщиной с короткими седыми волосами и проницательным взглядом, который, казалось, просвечивал пациентов насквозь. Её русские корни проявлялись в лёгком акценте и бескомпромиссной прямоте.

– Ваше состояние ухудшается, капитан, – сказала она, изучая результаты сканирования. – Болезнь Такаши прогрессирует быстрее, чем мы предполагали.

– У меня есть хотя бы шесть месяцев? – прямо спросил Васкес. – Мне нужно завершить эту миссию.

Петрова поджала губы.

– С медикаментозной поддержкой – да. Но симптомы будут усиливаться. Боль, нарушения координации, эпизоды мышечной слабости. Я могу увеличить дозу анальгетиков и нейростимуляторов, но это лишь маскировка, не лечение.

– Делайте что нужно, доктор, – Васкес смотрел прямо перед собой. – Я должен оставаться функциональным до завершения миссии.

– А потом? – тихо спросила Петрова. – Что вы планируете делать, когда мы вернёмся на Землю?

Васкес не ответил. Они оба знали, что при текущем развитии медицины на Земле его состояние было неизлечимым. В лучшем случае его ждали годы постепенной деградации, ухудшающегося качества жизни и, в конечном итоге, полный паралич.

– Есть кое-что ещё, о чём я хотела поговорить, – сменила тему Петрова. – Психологическое состояние экипажа.

– Проблемы? – напрягся Васкес.

– Пока не критические, но тревожные тенденции налицо, – врач активировала голографический дисплей с диаграммами психологических показателей. – Растёт общее напряжение, формируются изолированные группы. Особенно заметно сближение доктора Хан и мистера Левина, с одной стороны, и усиливающееся противостояние между мистером Рейесом и остальным ключевым персоналом.

– Волков?

– Интересный случай, – Петрова показала психологический профиль дипломата. – Он поддерживает ровные отношения со всеми, но не формирует глубоких связей. Классический паттерн человека с секретной миссией, отличной от официальной.

– Как и большинство из нас на этом корабле, – сухо заметил Васкес.

– Именно, – кивнула Петрова. – И это часть проблемы. Когда каждый имеет скрытую повестку, доверие становится первой жертвой. А в замкнутом пространстве на протяжении долгого времени недоверие порождает паранойю.

– Ваши рекомендации?

– Откровенность, насколько это возможно, – ответила Петрова. – Общие цели и задачи, совместные проекты. Что-то, что объединит экипаж вместо дальнейшего разделения.

Васкес задумался. Идея была здравой, но реализация сложной. Как создать общую цель для людей с фундаментально различными скрытыми