Целитель. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

гэбэшников с ним связывались? Хм! И что, у всех был один и тот же пароль? Не смешите мои тапочки. Пароли — вещь индивидуальная. Стоп! Твою мать! Меня прошиб пот. Это же был пароль, который я давал Тадаси для того, чтобы он узнал меня, в каком бы я обличи не был. Мало ли в каком я «боте» предпочту к Тадаси явиться? Это был провал, как иногда говорят в кино про разведчиков.

Хотя, почему провал? Это был не провал, а… а что? Не мог этот Тадаси знать пароль того Тадаси. Из того мира. Из мира, откуда в меня вселился «первый». Или какой он там по счёту? Млять! Млять и млять! Сука! Неужели, это и есть мир «первого»? Но почему тогда он совершенно другой? Я же «свалился» в него, когда «этот» я был простым слесарем-судоремонтником. Не-е-е-е-т что-то тут не совсем так, как кажется, ага, как видится.

Все эти мысли мелькнули у меня за долю секунды и, видимо, моё лицо вдруг изменилось, потому что Билл вдруг напрягся.

— С вами всё в порядке, Михаил Васильевич? Вы как-то резко побледнели.

— Наверное сахар упал. Я сегодня весь день в спортзале. Физрук уволился. Уж я и так и этак, а он ни в какую. Домой, говорит, поеду. На Украину. А другого пока не нашли. Даже мне разрешили замещать, ха-ха. Без образования. Теперь я ещё и физрук, ха-ха.

Я, тем временем, налил ещё чаю, сыпанул в кружку четыре ложки сахара и стал «жадно» пить. Потому, что вдруг понял, что с этим миром что-то не так. И со мной что-то не так. И с Тадаси и Тиэко что-то не так. Короче — всё не так. И, главное, Флибера так и нет. Где он, мать его, делся? Десять дней, десять дней! Много раз прошло по десять дней! Меня вдруг затрясло от страха и зубы мои застучали по кружке.

— Может доктора позвать⁈ — взволновался Билл.

— Надо же! — удивился я, но сказал. — Я сам себе доктор. Пройдёт сейчас. Говорю же!

Придушив центр чувств почти до нуля, я истерику прекратил, но посидел некоторое время, как истукан.

— Загоняли вы себя, Михаил Васильевич, — качая головой, проговорил Билл. — Не бережёте здоровье. В школе трудно работать. Не всякому дано. Тут надо быть таким же стальным, как в «Республике ШКИД, помните? Ему об голову табурет разбили, а он говорит: 'не шали». Не всякий потянет. Вы, всё же, извините за откровенность, излишне эмоциональный. И философствуете излишне много. Каратэ это ваше… Медитации. Одно дело самому тренироваться, а другое дело других учить. Две больши-и-и-е разницы. Я ведь тоже когда-то спортсменом был.

— Да-да, — не стал я перечить собеседнику, дабы не затягивать разговор. Надо было остаться одному.

— Мне надо отдохнуть.

— Да-да, — сказал гость. — Я пойду. Спасибо, что были со мной откровенны. До свиданья.

Я покивал.

— Да-да. До свидания.

МЫ пожали руки. Он ушёл. Я остался при своих мыслях-раздумьях, которые крутились вокруг да около Флибера. Даже стишок сложился:

— Флибер-флибер, где ты был? На Фонтанке водку пил. Выпил рюмку, выпил две закружилось в голове…

— А может быть он не может сюда попасть? Не не хочет, а не может? Если предположить, что этот мир вдруг стал «первым»… Не-е-е… Бред! Нет тут ничего от того «первого» мира. Нет изменений, нет других «попаданцев»: Судоплатова, Женьки Дряхлова, Дроздова… Хотя, нет! Дроздов не попаданец. Он из того мира. Голова кругом! А может быть они тоже в этот мир переместились? Зачем? Вслед за «первым». Хотя… Какой он первый? Он, млять, последний. Первый ушёл в нирвану. Он ушёл и всё полетело в тартарары.

Мне вдруг показалось, что я понял, что происходит. Последняя мысль подтолкнула разум.

— Правильно. Он ушёл, но ведь это он создал все «его» миры. Вот они и «тают»… Да-а-а… Таю-таю, таю на губах… Как снежинки таю я… Да-а-а… Херня получается, если это правда. Ведь кто-то же Флибера в том мире заблокировал. Он сам сказал. Значит кому-то не нравится то, что происходит. Не нравиться ему такое множество параллельных миров. Кому ему? Но кто-то же Флибера создал. Или изготовил? Вот, пришёл этот кто-то, посмотрел на кучу-малу из множества повторяющихся реальностей и сказал: «Это не хорошо». В первом случае Он сказал: «И это — хорошо», а в этом: «И это — не хорошо». Да-а-а… Этот кто-то, кто-то, к то-то, он похож на бегемота… прости, Господи. Глупые стишки лезут в голову. Это от нервов. Но я-то что нервничаю? У меня мир изначален. Ну, почти… Биллу вот жизнь сохранил… Но, не на долго, полагаю. Москва слезам не верит. Зачистят поляну и заберут всё. Вон, Милашевич, хлопчик двадцати лет, выпускник «физмата», со своим фондом собрал приватизационные чеки и выкупил акции «Востортрансфлота» и ВБТРФа, а кто-кто в эом фонде живёт? Ага и мышка-норушка, и лягушка-квакушка, только все в больших чинах и с большими звёздами на пагонах. А краевого прокурора Василенко, который против него сейчас войну ведёт, в две тысячи двадцать пятом году посадят. Бывшего прокурора на тот момент. Не прощает мафия никому и ничего. И пишется это всё через букву «и».

— Ибуки, млять! — выругался я и начал прокачивать через лёгкие кислород. Дыхание — наше всё.

* * *

Решил не тянуть кота и других животных мужского пола за причендалы, и рванул «в Париж по делу срочно». Кхм… То есть, в Японию, ближайшим пароходом. Зудело так, что я чесался во всех, даже самых интимных местах. Прибыл в Сакаиминато, взял машину и даванул на газ, с трудом сдерживая себя на поворотах и под знаками, ограничивающих скорость. Можно было бы и самолёт попросить. Тадаси бы выслал, но я только узнал у него, на месте ли он и, получив утвердительный ответ попросил никуда не исчезать, бо «дело есть».

За девять часов езды я хотел точнее сформулировать вопросы и ещё раз обдумать версии происходящего. Я ехал и думал, почему они, если помнят меня другим, не спрашивают меня, что со мой случилось? Ведь даже дети, мальчику Мичи уже было пятнадцать, а девочке Мичи — четырнадцать, смотрели на меня с удивлением и обидой. С другой стороны, если они полностью зависели от «последнего», то ждали инициативы от него, то есть от меня. А я инициативу не проявлял. Значит, или у меня что-то с головой, или