Целитель. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

с поставленными «родиной» и «партией» задачами в течение пары часов. Остальное время я медитировал. Медитировал по «взрослому». Медитировал не на себе, а на окружающем меня пространстве. Вбил я себе в голову, что если не пойму, что происходит, мой мир «накроется медным тазом». Этот мир. Почему я так решил, честно говоря, не знаю. Но ощущение имело место. И устойчивое такое ощущение. Приближения конца ощущение. Очень тревожно мне стало после разговора с Тадаси. Когда он про нейросеть рассказал, которая, фактически управляет его организмом.

Я посмотрел их биополя. Идеальные биополя. Даже у меня хуже биополе. Почему? Да потому, что я сам настраивал ауры своих внутренних органов, на основе своих ощущений, а у них матрицы, которые им подарил «последний». Они развились у них в полноценные комбинаторные структуры, взявшими на себя задачи управления их организмами.

У меня матрица, переданная мне «последним», так ещё не «проросла».

Однако у меня развилась другая способность — видеть внутренние и внешние поля. И теперь я концентрировался, опять же с помощью данной мне «последним» част его матрицы, на этом мире и на поиске точки перехода в тот мир, куда ушёл Флибер. Куда ушёл и не вернулся. Вот и я мог уйти и не вернуться. Именно поэтому я организовал такой насыщенный семейный отдых.

Три недели в Японии стоили мне дорого, но это же были просто деньги. А у детей останутся обо мне добрые воспоминания, если что-то вдруг случится и я не вернусь. Как это может случится я не представлял, как не представлял и как может случится мой переход в тот мир. Всем телом, или только разумом? А если разумом, то в кого? В того, в «последнего»? А он пустит меня в себя?

Мои медитации в школьной секции каратэ тоже не были бесполезны. Я и в них больше погружался не в себя, а в окружающий мир, пытаясь увидеть его внешнюю оболочку. Почему-то мне казалось, что у мира должна быть оболочка, через которую можно шагнуть в другой мир. По крайней мере, я читал про это в памяти «первого», переданной мне «последним». Естественно в ней сохранились воспоминания, как переходы совершались. Только «последний» так толком и не научился видеть миры. Не было у него такой способности видеть поля людей и этого мира, а у меня были.

После некоторых дней одиночества, выпрошенных у жены под предлогом ремонта домика, и постоянных усилий, я наконец-то увидел точку перехода «Флибера» в «иной мир». Это даже была не точка, а дыра. Она, между прочим, находилась прямо над моей головой и проявилась, когда я сконцентрировался на верхней чакре не на «вход» сила, а на «выход». Почему-то я всегда думал, что там должен быть только вход, но недавно понял, что где вход, там и выход. И наоборот. Вот и перестал искать далеко, а снова сконцентрировался на себе. Вот тут мне и помогли мои концентрации на верхней чакре.

Мне увиделся туманный след, ведущий из моей макушки далеко-далеко. И это не был мой след. Почему-то я сразу понял, что он не мой. Потому, что я никогда не тянулся этим центром далеко. Боялся. А этот след, туманной дымкой, словно дымок из жерла вулкана, устремлялся куда-то. Ну, очень далеко.

И вот как-то ночью, мне не спалось, набравшись храбрости, я потянулся за ним, и стал, как фридайвер, перебирая руками, подниматься «вверх».

Глава 15

— Вот, сука, — пробормотал не я, ощущая боль в спине и в груди, где по белой рубашке расплывалось красное пятно, и разглядывая только что образовавшееся отверстие в ней и в спинке водительского сиденья. Водитель тоже кряхтел и вертелся.

— Млять! — выругался водитель. — Как вы? Михаил Васильевич?

— Хреново, Валёк, — ответил здешний «я» и потерял сознание. Потому что сердце, в которое попала пуля, остановилось. Этот «я» умер. Умер и из тела исчез. Моя матрица четко определила этот момент, когда чужая матрица покинула мой новый организм. Мой новый, но мёртвый организм.

Однако биополе тело не разрушилось, потому что в нём «вдруг», о чудо, оказалась моя матрица. И это было удивительно. Сердце биться перестало, а организм пока живёт на том кислороде, которым оно насытилось. Однако запасы кислорода таяли. У меня в запасе имелось минут пятнадцать, если «прикрыть подачу» кислорода в другие органы, кроме мозга. Не совсем прикрыть, а процентов на семьдесят. Что я и сделал.

— Однако! — с восхищением повторил я, «осматривая» «себя» изнутри.

У «ей внутре», как писали братья Стругацкие, все органы были настроены идеально. И в идеальном же состоянии находились.

— Хм! И что оно тебе дало? — спросил я с ехидцей, вспоминая анекдот про двух хохлов, наблюдавших за тем, как тонет «полиглот», видевший «хохлов» и кричавший «помогите» на разных языках. Думал, что они не знают русский язык. «Дывись, яка вумна людина! Скильки мовы знает!», — удивился один хохол. «Ну, и шо воно ему дало?» — спросил другой, видя, как «полиглот» скрылся под водой. Да-а-а… Вот тебе и анекдот!

Нащупав сердце я надавил на него своей силой. Сжал-отпустил, сжал-отпустил, сжал-отпустил…

— Пошла мазута, — положительно оценил я свои усилия.

— Вези в больницу Железнодорожников, — сказал «я».

Тело лежало на заднем кресле. Машина продолжала двигаться целенаправленно.

— Туда и едем, — бодро откликнулся водитель.

— Сам ты как? Попало?

— На излёте пуля вошла. Не думаю, что проникающее. Скорее всего — поверхностное. Вы-то как? По отверстию и по звукам — калаш, семь шестьдесят два. Как вы-то ещё держитесь⁈

— Так и держусь. На морально-волевых.

— Хорошо! Скоро уже приедем!

Я услышал вой нашей сирены и переговоры в нашей радиостанции. Стояло у нас на машинах специальное оборудование. Оно сейчас на любом китайском рынке продаётся. Сирена на «любой вкус». Хоть с бубенцами.

— Держитесь?

— Держусь! Держусь, Валёк.

В голове пульсировала песня:

— Он мне сказал: Держись, браток! И я держался.

— Ага! Он резал вдоль и поперёк… Он мне сказал: держись, браток…

Сознание было чётким. А каким ему ещё быть? Моя матрица его контролировала. Сердце «работало» под моими нажимами, хоть и редко, чтобы не выгонять кровь в средостение, но достаточно, чтобы кислород в организм попадал. Да и, к моему удивлению, в этом теле активно «работал» анаэробный гликолиз, при котором, в результате расщепления глюкозы, высвобождается энергия и получается молочная кислота. А молочная кислота перерабатывалась почками и печенью