Зловещие топи - Виолетта Орлова

Узники Доргейма обступили Азора и Четверку со всех сторон: каждому хотелось первому услышать разгадку. Побеги из колонии были столь редким явлением, что, несомненно, произошедшее с двумя беглецами, если выразиться метафорически, не могло не всколыхнуть застоявшуюся воду Доргеймских болот. Азор отчетливо видел, как взоры, обращенные к нему из крайне неприятельских, превращаются в жадные и любопытные, и в глазах его загорелся огонек досады.

– Дух обнаружил меня на обратной дороге к Доргейму. – Азор нервно сглотнул и продолжил, справившись с собой: – Мы встретились, и он вполне доступно изложил и обосновал ошибочность моих намерений… И пообещал, что более мне не удастся обманывать других. Он сказал, что я должен во всем признаться, чтобы вы сами решили, как меня наказать. Насчет Четверки… У него еще есть шанс. Да, он так и сказал: «Есть шанс». Конечно, Четверка не так виноват, как я. Но все же он хотел сбежать, нарушив правила, следовательно, его вы тоже должны наказать по своему усмотрению.

– Но… Дух – это человек? – воскликнул кто-то.

Азор рассеянно взглянул на толпу окружавших его людей, тех, кого он ни во что не ставил и тех, кто должен теперь решать его судьбу, и произнес с небольшой задержкой:

– Я не могу сказать вам больше позволенного.

«На самом деле Дух вовсе не человек, а Тень», – с досадой подумал Артур. Теперь ему стала предельно ясна причина, из-за которой Азор признался: Тень пообещала сделать с ним то же самое, что с Чероки и другими Неприкасаемыми, если он не скажет правду. И Азор счел, что гнев Одди все же не столь страшен и разрушителен, как воздействие Тени, что, конечно же, было вполне справедливым размышлением. Однако почему Азор при этом придал своей речи такой вызывающий и нахальный оттенок? Почему не попытался изобразить раскаяние? Будучи обманщиком по жизни, ему бы не составило труда и на сей раз немного притвориться, однако по какой-то загадочной причине ушлый Азор не захотел использовать свои умения и выставил себя с самой неприглядной и невыгодной стороны. Зачем? На этот вопрос, как и на многие другие, пока не находилось ответа.

Одди выглядела ужасно расстроенной. Казалось, ее действительно заботит происходящее в Доргейме.

– Четверка? Что ты можешь добавить? – обратилась она к человеку, про которого все на время забыли. Круглое и неказистое лицо Жабы не выражало ни единой эмоции; даже на вопрос юноша отреагировал с заметным опозданием. Впрочем, подобное поведение казалось логичным; он испытал сильный стресс и теперь находился целиком и полностью под влиянием пережитого.

– Я… Азор говорит правду, – наконец промямлил он и уставился себе под ноги.

Оделян резким движением руки поправила свою пышную черную гриву, а ее ледяной взгляд словно бы пронзил Азора насквозь. В нем читался приговор. Здесь надо отметить, что хозяйка топей по своему характеру была весьма категорична и прямолинейна. Для нее не существовало полутонов, а были только кардинально противоположные понятия. Предатель для нее всегда оставался таковым, несмотря на причины, толкнувшие его на предательство, а хороший человек, по ее мнению, и вовсе не имел права на ошибку. Она не учитывала тот фактор, что люди бывают переменчивы, словно полузеньская погода; так называемый «хороший» может за считанные секунды стать плохим и переметнуться в противоположный лагерь, равно как и наоборот, поэтому вполне логично, что, обладая таким категоричным складом характера, а также учитывая, что осужденных в дальнейшем готовили к войне, где не имелось места для ошибок, она немедленно приговорила Азора к суровому наказанию.

– Вы говорили, нам надо учиться убивать? – невинным голосом вопрошала она учителя.

Господин Шандонэ важно кивнул головой, ибо уже предвидел скорое развлечение.

– Только… Одди, дорогая, заключенных нельзя приговаривать к смерти, – добавил он виноватым голосом. Девушка небрежно повела плечом и переглянулась с Джехаром.

– Мы не собираемся убивать его, только проучим. Ты не против, Джех? – спросила она.

Главный покачал головой. Откровенно говоря, ему было совсем не жаль провинившегося, ибо он сам уже давно подозревал, что с Азором не все так чисто. Медовые речи, ласкавшие слух, непривычно звучали в Доргейме, где ругань и сквернословие главенствовали над всеми прочими звуками, а масленый взгляд и навязчивое желание помочь новичкам крайне настораживали.

– Четверка тоже совершил серьезный проступок, – задумчиво добавила Оделян. – Но ему будет довольно карцера. Азор же виноват в смерти своих товарищей, предательстве, обмане и воровстве. Если ты думал, что подобное может сойти тебе с рук, то ты просто глупец. Видишь того оленя? Ты встанешь на его место. Каждый сможет подойти к тебе и ударить. Я считаю это справедливым возмездием, ведь ты виноват не только передо мной, но и перед всеми остальными. Своим поведением ты разгневал Духа Доргейма. Мы, конечно, не знаем, друг он или враг; но пока, судя по тому, что происходит, он все-таки на нашей стороне. После того, как каждый потренирует на тебе коронный удар, ты отправишься в карцер и будешь находиться там до тех самых пор, пока мы все не покинем Доргейм. В полной темноте и одиночестве, холоде и сырости ты проведешь часы, отведенные для наказания. Никто не придет справиться о твоем здоровье, ты ничего не будешь знать о внешнем мире. Только мрак и голые стены станут твоими вечными спутниками. Ты услышал меня?

Пока Одди произносила свою речь, застывший взгляд Азора становился будто острее и напряженнее, а на висках его выступили крупные капли пота. Очевидно, наказание показалось ему слишком суровым. Но, возможно, и поделом ему? Сколько невинных ребят он затащил в топи на верную гибель… Как бы то ни было, от бывшей бравады не осталось и следа; перед палачами стоял испуганный и оробевший мальчик, не желавший провести все свои молодые годы в заточении.

Затем Оделян взяла олененка за ошейник и потянула в сторону; счастливец недоуменно шевелил ушами, даже не представляя себе, какой ужасной участи ему удалось избежать. Отведя животное подальше, она жестом указала Азору, куда тому следует встать.

Юноша хотел было запротестовать, а его взгляд судорожно метнулся к спасительному ельнику, но в самый последний момент, очевидно желая сохранить остатки гордости, брюнет остановил себя и на негнущихся ногах встал на место, которое ему указала безжалостная Одди. На уроке господина Шандонэ присутствовало около тридцати учеников; если хотя бы один из двух ударит в полную силу, то Азор мог и не дотянуть до карцера, на что, кстати, последний весьма надеялся.

Как отреагировали на подобную экзекуцию остальные ребята? Кто-то искренне жалел Азора, кто-то считал, что поделом ему. Но