Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина

Залват слегка выпрямился, и Лазар рассмотрел щипцы в его пальцах. Волоконце – к волоконцу, сосуд – к сосуду. Залват медленно сплавливал кости, сшивал связки, сплетал между собой кружево желтовато-белых пучков, по которым двигалось то, что он называл «живой силой» – то, без чего не могла двигаться любая конечность; а потом сращивал мышцы. Лазар знал последовательность действий, потому что обсуждал её с Залватом тысячу раз, но понимал, что не различает, где заканчивалось настоящее и начиналась грёза. Он правда видел, как Залват погружал иглу в рану, чтобы соединить полупрозрачную оболочку на мышцах, или всё это происходило в его голове?

Двигаться Лазар не мог, только моргать и глотать слюну. В какой-то миг он заметил, что правый глаз стал видеть хуже, чем левый, – и решил было, что слепнет. Потом Меила вытерла платком выступившие слёзы, и эта дымка пропала.

Послышалось, что Меила его похвалила – сказала, что у него выносливость как у горы Харкум. Это мелочь, хотел ответить Лазар. Не стоит ему льстить… Вот у Залвата – терпение. А он-то что? Просто лежит и бредит. Тем более, он уже превращал себя в дахмарзу. Тогда, в хургитанском храме, в своей одинокой келье. Ты ведь знаешь об этом, Меила?.. Это, хотел бы поделиться он, как вырезать себе сердце.

Сердце. Сердце. Лазар ощутил, как оно стучало, – замедленное, разносящее по жилам тягучую кровь, смешанную с дурманным снадобьем.

Почему-то ему стало смешно, и он попытался улыбнуться. Глупый орган.

«Если у меня будет две руки, ты сможешь любить меня, Меила?»

Стук. Стук. Стук.

Веки стали особенно тяжёлыми.

«А я смогу себя любить?»

Или на самом деле причина не в руке, и не в ноге, и не в позвоночнике, и не в шрамах?

Что, если тело вообще не причём? Он видел многих людей. И даже если кто-то страдал от болезней плоти, он всё равно бывал весел, счастлив и добр.

Мысли окончательно поплыли.

Надо было признаться ему, подумал Лазар сквозь сон. Надо было сказать: прости, достопочтенный Залват… «Я знаю, почему не прижилась ни одна рука. Йовар что-то во мне сломал. Что-то ещё, что даже ты не починишь».

Почему он подумал о Йоваре? Не о монашестве, которое принял сам? Не об охваченном мором Хургитане? Не о хал-азарском плене, в котором провёл почти год, хотя мог бы даже не попасться, если бы решился выдать себя и окончательно порвать с орденом?

«Я ненавижу его. Он сделал меня слабым. Сомневающимся. Никчёмным». Прета адерер эт. За всё надо платить. Но если бы не случилось той ночи на погосте, плата была бы совсем иной – не эти дурные годы, впустую прожитые в войне, злобе и лжи.

Что Лазару нужно было сделать, чтобы не стать сегодняшним собой? Не сжигать ведьму? Не идти в орден? Не поднимать мертвецов?..

Сколько раз он уже успел ошибиться за свои двадцать пять лет?

Скрипнули зубы. Их ему явно пытались разжать.

– Да спокойнее ты… – Шипение Асира.

В рот затекло ещё снадобья, и Лазар послушно глотнул. На этот раз почудилось, что на вкус оно – как липовый чай.

Липа-липа… В Засижье под старой липой похоронена его мать. Он часто сидел там, слушая, как ветер шелестел в кроне, и представлял, что вырастет настоящим колдуном. Тогда его ещё не звали ни Лазаром, ни Лале.

Ему нужно было умереть тогда, на чернолесском погосте. Может, из него бы тоже выросла липа, и другие дети сидели бы под ней, представляя, какая их ждёт насыщенная яркая жизнь, полная диковинных знаний, приключений и путешествий к дальним берегам.

Чья-то холодная ладонь легла ему на лоб.

Платок Меилы заскользил по щеке, вытирая слёзы.

– В третий раз совсем тяжело, конечно. – Чей это голос? Залвата?

Нестрашно, попытался ответить он. Совсем нестрашно.

«Я потерплю».

Глава VI

Куда теперь?

Толстый кусок бревна, который они приволокли с берега, завалился набок и едва не отдавил Йовару ступню – Юрген перехватил в последний момент.

– Ну бестолочи, – заключил Йовар. – Позовите Якоба, раз такие задохлики. Правда, он колдовать нихрена не умеет, зато хоть полено потаскает.

– Мы справимся, – процедил Хранко. От натуги у него вздулись жилы на лбу.

Теперь Хранко отказывался просить помощи у Якоба во всём, что касалось Йовара и условий его содержания. В прошлый раз Якоб пытался наладить колдовские огни у окна и случайно поджёг теневую завесу, отделявшую Йовара от остального зала. А в раз до этого – не заметил шишимору и отдавил ей хрупкую ножку из лишайника и прибрежных веточек. Хранко потратил уйму времени, чтобы наворожить Йовару помощниц, поэтому пришёл в ярость. Скрипя зубами, ножку он восстановил, но после подожжённой завесы запретил Якобу даже пытаться хоть что-нибудь наколдовать в соборе: так всех шишимор спалит.

Сама завеса была работой Юргена, и он её просто залатал.

– Полено ещё у вас крошится, – заметил Йовар. – Что, самое дряхлое выбрали?

Юрген вытер рукавом взмокшее лицо. Обернулся.

Йовар едва покачивался на цепях взад-вперёд. В кои-то веки его глаза были не стеклянными – смотрели ясно, с любопытством. Очевидно, приключение Юргена и Хранко с куском бревна оказалось самым весёлым событием за всё время его заключения.

– Извини, выбрали без тебя. – Юрген сместил бревно в сторону Хранко. – Ты на смотр не пришёл.

Вместе они пододвинули кусок поближе к окну и установили ровно на спил.

– Очень остроумно, – фыркнул Йовар. – Ну хорошо хоть, руками дотащили, а не стали заклинать ветер. Полсобора бы снесли.

Вообще-то ветер они тоже заклинали, но снаружи – помогли себе затолкнуть бревно в лодку. Поэтому оба промокли до нитки и наскоро высушились на крыльце.

Теперь под витражным окном высилась мощная древесная колонна в половину человеческого роста – даже выше шишимор. Сами шишиморы испуганно затаились и только поглядывали из-за теневой завесы. Надо же, восхитился Юрген: по сути, этих созданий Хранко наворожил из ничего – туман, звёздный свет, вода и багульник… Они не могли чувствовать боль или вести себя как люди, но часто казалось, что их длинноносые мордочки подражали лицам живых.

– А сейчас моё любимое. – Йовар причмокнул. – Кто начнёт колдовать?

– Слушай, мастер. – Хранко выгнулся, упёршись руками в поясницу. – Мы как будто для себя стараемся.

– Вообще возмутительно. – Юрген ещё выше закатал рукава рубахи. – Пыжимся тут, а огребаем как не знаю кто.

Не то чтобы они ждали чего-то другого. Подвешенный на цепях, Йовар был уязвим