Кощег - Светлана Алексеевна Кузнецова

— А этот может просто взмахнуть ручищей — и мокрого места не оставить, — сказала Злата.

— С чего бы вдруг, если ты первая лесу не вредишь, жителей его не обижаешь?

— А как же куропатки?

— Сверх меры не убиваешь, — поправился Кощег, — лишь ради пропитания? А так-то его и о помощи попросить можно, коли нужда заставит.

— Поможет?

Кощег, подумав, кивнул.

— Если к нему со всей искренностью.

— А взамен?

Кощег вздохнул. Лицо его вдруг печальным сделалось.

— Взамен лишь люди умеют: я тебе то, а ты мне это, я тебе это, ты мне то — базар и ярмарка, а не жизнь.

Злата промолчала и спорить не стала.

* * *

Конца оврага они достигли к вечеру, издали заприметили березовую рощу и устроились на отдых прямо на земле. Продолжать путь в темноте было неразумно, к тому же Кощег строго-настрого запретил разводить костер: видимо, опасался тех самых огнегривов.

Когда солнце закатилось, стало зябко, изо рта при дыхании вырывались облачка пара. Кутаясь в куртку и в отданный Кощегом плащ, Злата окончательно измучилась.

— И как ты только еще не околел?.. — прошептала она, стуча зубами.

Вопрос не подразумевал ответа, Кощег и не стал ничего говорить, лишь сел вплотную, приобнял, уткнулся носом куда-то в основание шеи и очень скоро задышал глубоко и едва слышно.

Злата думала, что не заснет до утра. Однако холод как-то очень быстро отступил, а чужое присутствие наполнило покоем. Глаза закрылись сами собой, и в эту ночь ей приснился странный сон будто шла Злата по поляне сон-травы, и никуда не торопилась, на чары не поддавалась. Все ее внимание было приковано к черной птице, летящей по небу: небыстро и невысоко, если поднять руку, аккурат дотронуться удастся.

Всякий раз, когда ворон махал крыльями, высыпали на небосвод крупные ясные звезды, однако их сияние не шло ни в какое сравнение с высокими горами у виднокрая, состоящими из кремневого дикаря или даже адаманта.

Туда и шла она, направляемая вороном?

Злата не знала, но чувствовала, что нужно ей совсем в другую сторону, не к замку в горах этих, а к другому — посреди озера. Однако и остановиться не могла. Ноги сами несли ее вперед и вперед. Или то черная птица виновата?

Словно в ответ на эту мысль ворон оглушительно каркнул, и вмиг исчезло все вокруг словно и не было. Стояла Злата посреди каменной тарелочки, вокруг окруженной скалами. Ворон чуть покружил в небе и сел на плечо высокого мужчины в серебряной короне и черном плаще. Ничего более Злата различить не могла. Вроде и удавалось единый образ собрать, когда смотрела прямо, глаз не отводя, но стоило моргнуть, как тотчас она забывала как незнакомец выглядел. Оттого, вероятно, представал тот то красавцем, каких свет не видывал, то уродливым стариком. Бежать со всех ног хотелось невыносимо, причем от красавца сильнее. Вот только — некуда.

— Предательство еще никогда ни к чему хорошему не приводило, даже когда казалось иначе, даже если удавалось прожить долго.

Он точно не говорил. Губы не шевелились. К тому же Злата не слышала слов, те рождались сами собой у нее в душе и обжигали ледяным холодом.

Ворон каркнул, а она вскрикнула. В руку, на безымянном пальце которой носила перстень, Ягафьей подаренный, впились разом тысяча острых шипов. Поползла по коже кровь, только не алая человеческая, а голубая. Как люди полагали — царская да королевская, а по-настоящему — жабца.

Глава 13

Вздрогнула Злата и проснулась.

Кощега нигде видно не было, и как же она обрадовалась этому! Уж больно не хотелось, чтобы видел он ее пробуждение. А еще меньше желала Злата рассказывать, что во сне видела. Можно было бы, конечно, отказаться разговаривать или понести околесицу про поле с цветами и коней белоснежных, да только, казалось, фальшь Кощег почувствует и… обидится.

С одной стороны, если подумать, какое дело Злате до мыслей слуги Кощея, а с другой, шли они слишком долго. Уж и она к Кощегу привыкла, и он наверняка — к ней. Если бы захотел освободиться от данного слова, то давно любые оковы клятвы с себя сбросил. В конце концов, это она на него напала и рану нанесла, сама же, выходит, перечеркнула их договор. И пусть потом она сделала все, чтобы помочь — ничего это не исправило бы. Захоти Кощег, убил бы Злату хоть днем, хоть ночью. Однако же он, наоборот, помогал. Оглянувшись назад, Злата признавала: не имелось у нее более верного друга. Даже Вольх им не являлся в полной мере. Волколак старательно учил Злату в лесу чувствовать себя увереннее, чем в палатах царских. Только не ради самой Златы он делал это, не по доброте душевной, а за плату, которую каждое лето приносил специальный царский поверенный. Зачем ему деньги? Так он рассчитывал все же выбраться за границу чащи, прийти на двор к зазнобе и остаться жить с ней. Что ж, если верить Кощегу, а не делать этого у Златы не имелось причин, Вольх своего добился.

Во сне, она зачем-то ухватила репейник и сжала. Вероятно, оттуда и боль возникла, проникнувшая в сновидение и все в нем перековеркавшая…

— Нет, — сама себе сказала Злата. — Не так. Это не мне привиделось из-за репья, а репей я схватила из-за увиденного. А врать себе — нет ничего гаже.

Не сомневалась она и в том, кто приходил к ней в сновидении. Кощей Бессмертный то был — тот самый, царь Нави. Дотянулся из царства Тридевятого Подсолнечного, решил лично пригрозить да рассказать, что обо всем ведает и слугу своего, навьего наместника, в обиду не даст.

«Или неправильно толкую? — подумала Злата. — Не угроза то, а предупреждение? Мне предупреждение, чтобы собственную душу не сгубила черной подлостью?»

Рассвет только коснулся земли. Небо казалось светло-серым, а все вокруг — будто лишившимся красок. Существовал только белый, черный и их многочисленные оттенки.

Внезапно какой-то странный звук привлек ее внимание. Злата поднялась. Скованные инеем травинки захрустели под ногами. А ведь стояло лето. С чего бы вдруг холодам наступить? Или так всегда здесь?..

Некому оказалось отвечать на ее вопросы, пришлось идти и самой выяснять, что стряслось-случилось.

Идти же не пришлось далеко. Под прикрытием редкого орешника Злата преодолела всего пятнадцать шагов, осторожно раздвинула ветви и… хорошо, что не вышла