Кощег - Светлана Алексеевна Кузнецова

— Никогда о таких не слышала, — призналась Злата. — Только о змеях крылатых да Змее Горыныче, коркоделах, огняниках, смоках… Еще — о драконах заморских.

— Ну вот эти… — Кощег задумался, — почти что драконы и есть.

— Но как? Почему у нас…

— Прилетели, спасаясь от истребления, — Кощег зло хмыкнул и покачал головой. — В чужестранных королевствах убивать все и всех, кто странным кажется, уж давно доблестью мнится. Неважно при этом нападает ли чудо-юдо само, даже если сидит в болоте или пещере высоко в горах, все равно найдется какой-нибудь… душегуб и начнет разыскивать, а там уж или сам голову сложит, или отыщет и убьет, потом похваляться станет, всем, кого встретит, расскажет о своем… подвиге. Вот помяни мое слово, когда очистят иноземцы свои страны он чудесных зверей и птиц, то за людей примутся. Безжалостно уничтожат собственных знахарей и чудодеев, а потом колдунов и ведьм. Затем и за прочих примутся: тех, кто издали на их земли придет просто поселиться, без оружия. Еще позже провозгласят собственную… кхм… кровь — самым наиглавнейшим сокровищем, всех же остальных людей — оскверненными, нечистыми, способными лишь быть им рабами бессловесными или умереть, соберут армию и войной пойдут на соседей, а затем и на Русь.

Злата кулаки сжала.

— Не позволим, убьем захватчиков-проклятых всех до единого!

— Очень рассчитываю, что не ты одна так думаешь, — проронил Кощег. — И вот за тем, чтобы рождались на Руси люди, понимающие кого бить следует, а кого миловать и защищать, и сидят в замках зачарованных наместники Кощея, существует чаща и навцы в Яви живут.

— Но к людям не выходят, — напомнила Злата.

Кощег промолчал на эти слова.

Глава 14

Осторожно, шажок за шажком пробирались они по ущелью. Движения резкими казались, рваными. Через каждые четыре удара сердца приходилось замирать. Кощег сказал: так крылатым чудо-юдам, парящим в вышине, сложнее рассмотреть добычу.

Вдруг он остановился на полужесте. Его рука, на что-то указывающая в стороне, так и не опустилась, а губы не сомкнулись. Злата тоже замерла. Лишь спустя неприлично долгое время заметила: на вершине большого серого валуна сидела огромная, наверное, с быка размером птица.

«Не птица, а дракон», — поправила она себя, хотя особенной разницы поначалу не заметила. Так-то и легендарная птица Рух могла сойти за крылатого ящера.

Пришлось долго дракона рассматривать. Впрочем, времени у Златы оказалось сколько угодно для этого. Сколько угодно дракону, разумеется. Только надеяться оставалось, что взлетит поскорее.

Несмотря на яркое оперение, переливавшееся в дневном свете всеми цветами и их оттенками и покрывавшее гибкое узкое тело, сомнения в том, что перед ними огромная ящерица, исчезли очень скоро. Треугольная большеглазая голова оканчивалась не клювом, а удлиненной пастью, из которой время от времени высовывался раздвоенный язык. Под подбородком свисал кожистый мешок бледно-бирюзового окраса. Лапы заканчивались подушечками с выдвигающимися и убирающимися когтями, как у кошек. По спине шел костяной гребень, а хвост гибкий и длинный оканчивался полосатой малиново-розмариновой кисточкой.

«И как только я не заметила сразу эдакую красу?» — подумала Злата.

Дракон, вне всяких сомнений, был опасен, но и красив до умопомрачения. Хотелось подойти, провести рукой по мягкому (ведь наверняка именно такому) оперению, в глаза заглянуть, молвить слово ласковое…

— Не смей, — прошептал Кощег.

Треугольная голова тотчас обернулась в его сторону. Глаза желтым огнем загорелись, круглый зрачок вытянулся в линию. Казалось, мгновение минует, и сорвется дракон с места, лапами ударит, пасть страшную на горле сомкнет. Однако он, потоптавшись на месте и стегнув по земле хвостом, остался сидеть на валуне.

Злата задержала дыхание и зажмурилась. Вновь глаза открыла только когда морок отступил и совершать глупые, опасные и наверняка несущие смерть поступки расхотелось.

В вышину дракон немного превосходил медведя, вставшего на задние лапы. Сколько Злата ни читала (у Гордеи всяких иноземных былин найти удавалось превеликое множество), а в летописях чудо-юды подобные описывались намного большими: с сарай, с терем, а то и с гору величиной.

«Попросту у страха глаза велики, — подумала она. — Или еще хуже. Кощег ведь сказывал: убивали на западе существ этих дивных ради одной лишь воинской славы. Чтобы имелось чем на пирах хвастать. Чем жажда петухом по двору пройтись больше, тем и убитый больше — ясно ведь».

Дракон, если верить Кощегу, видеть застывших без движения людей не должен. Да только казалось, что он, наоборот, рассматривает их очень внимательно, склонив голову набок и чем-то неуловимо напоминая Злате ее проводника. Глаза у него тоже стали светлыми, но не подобно первому льду, сковывающему воду в прудах, а прозрачно-золотистыми.

Сколько времени прошло — неведомо. Злата пыталась считать биение сердца, да под взглядом дива эдакого постоянно сбивалась. Купало, казалось, остановил свою колесницу над ущельем. Тоже, видать, поглядеть хотел, чем встреча такая окончится. Наконец дракон разинул пасть — голову он откусить сумел бы не слишком стараясь, — издал низкий клюкающий звук и взмыл в небо, подняв столпы пыли.

— Уф… — выдохнула Злата, садясь на землю. Ноги держать ее отказались, колени подломились и заметно тряслись. Пришлось обхватить их руками. — Красота-то какая…

— Ле-по-та… — протянул Кощег и фыркнул. — Только не говори, что ради подобных тварей откажешься от убийства.

— Ради них? — удивилась Злата. — И почему от убийства?

— Ну а что ты собралась с Кощеем сотворить? В подвалы заточить, возле каменной стены на цепях подвесить, пить не давать и истязать всячески, как какая-нибудь Марья Моревна?

Злата промолчала. Не выдавать же секрет.

— Ладно, неважно, — произнес Кощег. — Да только знай: стоит Кощею в Навь уйти, не станет ни белокаменного замка посреди зачарованного озера, ни самого озера, ни всех окрестных земель. Чуда-чудные и дива-дивные исчезнут. Может, и найдут себе где-то пристанище — это я уж не ведаю. Падет граница между чащей и людскими землями.

— Это означает, все, кто в ней обитают, на людей нападут? — спросила Злата.

— Не все, — Кощег, казалось, задумался, — но кто-нибудь непременно именно это и сделает.

— Выходит…

— Повелитель белокаменного замка потому Кощеем зовется, пусть с царем Нави и связан лишь дружескими узами и договором, что хозяин лишь удела своего, покинуть же его не смеет. Несвободен он уйти, куда вздумает.

— Я поняла уже, — проронила