Кощег - Светлана Алексеевна Кузнецова

— Именно, — Кощег повел плечами и принялся небыстро спускаться с холма, в полголоса рассказывая: — Человеку придется переродиться в нечто… уже совсем не людское. Все у него иным станет — тварным. И тело, и чувства, и мысли, только память не изменится. То, зачем пустился в путь когда-то, забрел в лес, к замку спешил — с ним останется и поскольку никаких новых желаний и целей возникнуть в мертвом теле не может, то следовать он станет только той, какую поставил, еще будучи живым.

— Дойти до замка и убить Кощея?

— Да. — Кощег кивнул. — Только не думай, Злата, будто найдешь ты в чудище таком себе помощника.

— Не по пути живому с мертвым? — она хитро сощурилась, на него посмотрев. — А Кощей как же?

— Тот, что в Нави — Родович, он не может мертвым быть, чего бы в сказках ни сказывали. Убьют в Яви, уйдет в Навь, в Нави погибнет, в Явь поднимется. Бессмертен он, как и души людские, только в отличие от них тело имеет неизменное. Нынешний же наместник… — Кощег задумался имеет ли право выдавать секрет. Злата молчала, боясь спугнуть откровенность возможную. Наконец, он решился: — Наместники далеко не вечны, девица, разве лишь могут сохранять тело свое молодым до глубокой старости, чтобы всегда способными быть в руки меч взять и ответить сталью на сталь ворога. Но… в том особого мастерства и умения нет. Ясно ведь, кто сторожит ключи с живой водой: бьют они из-под корней Дуба Мокрецкого, а дуб этот из Нави произрастает, в саду Кощея Бессмертного укоренился, через Явь тянется, в Правь крону раскинул.

Злата вздрогнула, представив. Сказка старая, еще в детстве рассказанная, тотчас в памяти всплыла.

— Как… игла?

Кощег кивнул.

— Игла в яйце — Дуб Мокрецкий в нашем мире триедином произрастающий. И не просто так в сказке той он в утке хранится.

«Ну да, — подумала Злата, — мир наш Род именно в облике утицы снес. Но тогда смерть Кощея…»

Однако додумать она не успела. Затрещали ветви, заорали птицы. Нечто огромное шло к ним напролом, не замечая стволов деревьев. Кощег схватил ее за руку и кинулся в заросли молодых кустов. Злата свободной рукой лицо прикрыла, глаза спрятав, однако кусты будто расступились перед ними, ни одна веточка ее не задела, не поцарапала.

Бежать под гору легко было, вскоре звуки страшные стихли, а затем и Кощег на шаг перешел.

— Кто… это был? — спросила Злата.

Кощег пожал плечами.

— Мало ли? Я не знаю всех здешних обитателей, — признался он. — Но встречаться с таким очень уж не хотелось.

— Да уж… — Злата нервно хихикнула. — Но ты не договорил. Про наместника.

— Ох, да чего здесь сказывать? — проронил он, вздохнув. — Все, как у ваших царей человеческих, разве только срок у наместников больший и сила дольше сохраняется. Ну и еще очень редко переходит замок белокаменный по наследству. Обычно, когда нужно уже в Навь уходить, приносит в замок Ворон мальчонку с младых ногтей седого, с младенчества Кощею завещанного. А там уж и начинается его обучение, после поединком оканчивающееся.

— Вот как?

Кощег руками развел.

— За столько лет и зим, сколько с войны миновало, всякое случалось. Но обычно хватает у наместника иных дел, нежели семьей обзаводиться. Да и сложно это: мало кто из девиц по доброй воле жить с таким согласится да в глуши, пиры да ярмарки не посещая, богатством да нарядами ни перед кем не хвастая. Еще меньше девиц дойдет в самое сердце чащи. Неволить же… нельзя.

— Благородство не позволяет? — Злата фыркнула.

— Покон, — Кощег посмотрел на нее удивленно, затем вздохнул. — Ах да… люди ведь его почти уж и не помнят, лишь некоторые следуют и то… тому, что помнят из жизней предыдущих и Нави.

— Ну а то, что Кощей девиц ворует? Правда? — поспешила спросить Злата, раз уж провожатый разоткровенничался. — Или сказки?

— Чаще всего сказки, — усмехнулся Кощег. — Надо же оправдываться всем тем убийцам, что побеждать его идут.

— Ой, не верится, — Злата покачала головой. — Батюшке моему кто условие назначил?

— Калика перехожий аль не ведаешь? — и глазом не моргнув, ответил Кощег.

— Так… а… — она аж рот раскрыла, не зная, что уж и сказать на это.

— Ты порасспросила бы бабушку свою получше, — посоветовал Кощег и ухмыльнулся очень уж гаденько.

Внезапно он остановился, за меч схватившись, но Злата слишком занята была постигшей ее догадкой. Вернее, подозрением… Нет, именно догадкой! Потому что слишком все хорошо сложилось, разыграно оказалось, как на гуслях!

Надоело навцам за границей чащи жить, опостылели условия всякие, захотели снова к людям уйти, как домовые или овинники. Да и полевики со всякими водяными — живут рядом с людьми, горя не ведают. Отчего же так нельзя Ягафье или Вольху?

Вот и решила знахарка-колдунья погубить единственного их охранника. И смекалки на то хватило, и сил, и решимости. А уж чурбачок заговорить, чтобы внешность нужную принял и сделал чего надобно, Ягафья как никто умела. Злата в детстве насмотрелась на молодцов таких: кто частокол поправлял, кто с грядками возился или таскал воду из ручья лесного, за конями, опять же пригляд всегда нужен. Возможно, кота своего обратила и послала на двор царский. У чурбанов-то ум невелик, а Баюн умом и хитростью отличался.

И как ведь все сложилось удобно: именно в те года Злата родилась, когда можно было Ягафье ходить промеж людей. А батюшка и без того тогда огорчен был, ему слово-два, а дальше и уговаривать не пришлось. Вырастили из Златы убийцу.

— Но приехал за мной именно ты! — напомнила она.

— А был у меня иной выбор? — ответил Кощег, озираясь по сторонам. Наконец, так и не разглядев ворога, вздохнул, убрал руку от меча и устало посмотрел Злате в глаза. — Допустим, не приехал бы я, как скоро слух по Руси пошел бы будто и нет никакого Кощея в замке белокаменном? Как думаешь, скоро ли царь Горон и соседи его ближайшие, еще не перегрызшиеся друг с дружкой лишь из страха, что Кощей распрями воспользуется и земли их к рукам приберет, договорятся собрать огромную общую армию и на чащу войной выступить? Так вот, мне рек крови