Джалар - Тамара Витальевна Михеева

– Их много, тебя убьют!

– Пусти меня!

Но Такун только крепче прижалась, спеленала, ни шагу не сделать, да и поздно, поздно, они уже ушли, растворились в ночи, под крыльями Нави. Тэмулгэн устало опустился на пол, посмотрел на Тхоку, притянул к себе рыдающую Такун. Она права: убей он этих, их неведомый господин пришлет новых. А сколько их, кто знает?

– Мы должны найти Джалар. Раньше, чем они, – сказал Тэмулгэн, почти успокоившись.

* * *

Такун уснула не скоро, но все-таки уснула. А Тэмулгэн так и лежал, смотрел сухими глазами в потолок. Пока жена держала его за ноги и причитала, какой-то проблеск воспоминаний мелькнул в его голове: вот он, Мадран и Баирте стоят посреди огромного зала, а перед ними в кресле с высокой спинкой сидит тщедушный старичок, вертит в руках железную пластинку на цепочке. И кресло это, кажется, называется трон (он смутно помнит, что вроде бы встречал где-то это название, может быть, в книжках, прочитанных в детстве), а старичок, значит, – король? Нет, как-то по-другому называют его, но как – Тэмулгэн не мог вспомнить. А вот сейчас чужак сказал то самое слово – император.

Старик выглядит не просто уставшим – изможденным и очень больным. Он говорит что-то, какие-то слова, но они несутся мимо, Тэмулгэн не успевает их ухватить и понять, будто он в коконе, будто невидимое одеяло укутало его и защищает от этих слов. Он смотрит на Мадрана, смотрит на Баирте, он понимает, что слова старика впиваются в них, как пиявки, прорастают в них, пускают корешки. Тэмулгэн хочет закричать, остановить их, силится спросить, где Шона, ведь они пришли сюда за Шоной, но не может выдавить ни звука.

Сейчас, лежа в своей постели, в своем доме, в родном Краю, слушая дыхание жены и привычно уже не улавливая дыхания матери, он силился вспомнить, что было потом. Он даже вспотел, заболела голова, но дальше – темнота.

Рысьи повадки

Такун стирала в Олонге белье и плакала. Все пошло наперекосяк после того, как дурочка Шона уехала с чужими людьми! Или еще раньше? Такун пыталась вспомнить, когда она начала замечать, что Тхока стала меньше говорить и будто прислушивается к себе или к миру? Кажется, еще до невестиных гонок, до Жарминаха еще. Такун охнула, онемел затылок, она уткнулась лицом в мокрую ледяную рубашку мужа.

«Это я. Это из-за меня. Я что-то неправильно сделала там, у Неске, только что, что? Я же хотела как лучше, хотела, чтобы доченька моя была со мной! Ну и где она теперь, глупая ты курица!» Такун в сердцах швырнула рубашку в воду. Рубашка была хорошая, почти новая, но она не стала ее вылавливать. Стояла и в бессильной злобе смотрела, как та уплывает по течению, вниз, вниз, к Щучьему озеру, и дальше, дальше, до самого озера Самал. Вот и пусть плывет! Пусть плывет и уносит с собой все их беды! Такун подхватила корзину с бельем; согнувшись, побрела к дому. Она снова пойдет к Неске, она и к Вире пойдет, если надо, хоть и не верит в ее силу, и к Мэве, старой-престарой лойманке Лосей, хотя сейчас к Лосям нельзя: узнает кто из Рысей – со свету сживут. Говорят, еще где-то в лесу, далеко, за горой Старший брат, живет могучая лойманка, только вот никто никогда ее не видел, и есть ли она, или это только желание людей обратилось в слухи и россказни…

«Если придется, я душу Нави отдам, только бы дочь спасти, – пообещала Такун. – Если она еще жива». Мелькнувшая эта мысль так испугала ее, что Такун чуть не закричала. Жива, конечно, жива, она спряталась, она ушла к озеру Далеко, а может быть, к Рогатой горе, но она сильная, она справится, Явь на ее стороне.

Кто-то перехватил у нее корзинку, Такун вскрикнула, но тут же выдохнула: Эркен.

– Что ты подкрадываешься, как дикий зверь! – заругалась она.

– Простите, я не нарочно. Давайте помогу.

Такун хмыкнула. Не о таком женихе она мечтала для Джалар, ну да кто из детей когда спрашивал ее совета в этом вопросе? «Да лишь бы нашлась, – с тоской подумала Такун. – Лишь бы жива была».

– Ты мимо проходил или нарочно меня искал? – спросила она Эркена.

– Нарочно. Я все думаю… может, есть у Джалар какое-нибудь место тайное? Ну, мало ли…

– Ах, Эркен, да все ее тайные местечки мы с отцом давно уже обошли. Нет ее там. И не было.

И тогда он пристально посмотрел на нее и спросил очень странное:

– А вы ведь были на том сходе, да? Ну, когда Джалар убежала? А что вы слышали? Что чужаки говорили?

– Чужаки?

– Ну, те, что пришли и Шону привели, и Тэмулгэна, и остальных.

– Ах, эти! Да какие же они чужаки? – покачала головой Такун. Какой он, этот Эркен! Раз не из Дома Рыси человек, так уж сразу и чужак! А ведь Край – он для всех. – Из города они, торгуют с нами постоянно, да все их знают.

– Да? – Эркен удивился так, что Такун засомневалась, правильно ли она все поняла там, на сходе. Стояла она далеко, а зрение в последнее время стало садиться. Но слух-то еще рысий!

– И зачем же они приехали?

– Так ведь нашли наших! В городе те заплутали, Баирте покалечился, деньги они все на врачей потратили да на поиски Шоны, вот и не могли выехать, а те им помогли. Ну, которые городские.

Такун говорила, а у самой как-то муторно было на сердце, будто она обманывает хорошего человека, а зачем – сама не понимает.

– А что не так, Эркен? Почему ты спросил?

– Просто. А чего ж они не уезжают?

– Да вот ждут, когда бруснику соберем, купят много, сказали. Эркен! Ты что-то скрываешь от меня?

– Нет-нет! – тут же заверил Эркен, перехватил корзинку, улыбнулся. – Просто странно, что Джалар сбежала, почему?

– Ох, – Такун остановилась, вцепилась в руку Эркена.

Вот же, вот оно. Чувствовало ведь ее сердце: не так что-то. Зачем Джалар сбегать? Тэмулгэн сказал, что это он ей велел, а почему велел – объяснить не может, на днях даже головой об стену бился, когда она его спросила. Будто что-то отвалилось от него, какой-то кусок, и он, как зверь, чует опасность, но откуда, от кого – не знает.

– Что плохого в бруснике? – осторожно спрашивал Эркен, пока Такун переводила дыхание. – Может, она побежала ее собирать, чтобы больше всех продать? Но ведь нет? А Тхоки не было на сходе? Где она была? Почему не пришла? Она болеет, да? Мон сказала, Тхока слегла и не говорит. Может, это