Джалар - Тамара Витальевна Михеева

– Это Тэмулгэн, – перебила Такун. – Он мать на сход не пустил, толкнул даже и закричал, чтобы не вздумала ходить, а ведь сроду голоса на нас не повышал. И Джалар он велел бежать, а почему – не говорит. Эркен! – она развернулась к нему. – Это их там, ну, где они были, пока Шону искали, их там околдовали, подменили, может, опоили чем! Праматерь Рысь! – взвыла Такун, обхватила голову руками, упала на колени, закачалась из стороны в сторону. – За что? За что нам это?

* * *

На этот сход позвал Тэмулгэна Басан, его давний друг. Поэтому и пошел без всякой задней мысли, даже порадовался, потому что сходов не было давно, каждый будто жил своей жизнью. А может, были, да его не звали. Правда, царапала мысль, что сходом будут править чужаки, которые всё не уезжали, но хоть вести себя стали потише.

Собрались, как обычно, в доме Салма, отца Эркена, но, видно, сход уже давно начался, и Тэмулгэна никто не ждал. Впрочем, когда он вошел, многие закивали, Юмсур вскочил, уступил ему место у стола. Тэмулгэн сел, поискал глазами Эркена. Тот сидел в темном углу за печкой, будто снова превратился в того хромого мальчика с черными от ягод черноплодки зубами, которого все шпыняли и гнали от себя. Что ж ты молчишь, сказитель Дома Рыси? Где твои песни?

– Дом Лося будет наш! – вопил Мадран. – Навалимся на них всей силой, с нами Рысь! Правда на нашей стороне!

Они орали, трясли охотничьими ножами, а Тэмулгэн смотрел на них и не верил. Мадран, всегда правильный, чтит предков и их законы, к родовому дереву ходит чаще других, и умный, любую сделку провернет так, что Дому Рыси будет выгодно. Гюнай, всегда рассудительный, спокойный, говорили, он так любит свою жену, что слова поперек ей не скажет. Басан, его, Тэмулгэна, друг с ранних лет, сколько он себя помнит, столько они и дружат, самый добрый человек в Краю, сколько они пережили вместе, сколько раз делили на долгой охоте последний кусок хлеба пополам. А эти мальчишки? Лэгжин, Юмсур, Гармас… Они же дружили с Лосями, с Аюром дружили! На невестиных гонках ели кашу из одного котла, в школу вместе ходили, их лечила Тхока, когда Вира ленилась или не успевала, их учил охотиться Тэмулгэн. Они тоже пойдут войной на Лосей? На Аюра, на Сату?

– Остановитесь, – прохрипел Тэмулгэн. – Что вы делаете? Разве мало вам леса и озер? Разве не хватает вам воды или дичи? Зачем вам Дом Лося, что вы будете делать с ним?

– Мы Рысьи дети, Тэмулгэн, нам нужна война, чтобы кровь не кисла в наших венах, – набычившись, сказал Мадран.

– Разве Рысь убивает просто так? Она живет охотой, как и мы, но никогда не берет лишнего. Опомнись, Мадран!

– Уйди, раз ты не с нами. Просто уйди, а то будешь считаться предателем.

– Что?!

– Они угрожают нам! Эти Лоси! Неужели ты не видишь? Значит, ты слепец, Тэмулгэн!

И вдруг заговорила Вира. Голос ее был вкрадчивым и напоминал чей-то… другой, чужой, но он никак не мог понять чей.

– Прав Тэмулгэн. Зачем нам идти на Лосей? – сказала она. – Они сильны, и их много. Давайте сначала победим Уток, покажем нашу силу, дадим знать всему Краю, кто здесь хозяева. Тогда и Лоси поутихнут, начнут нас уважать.

Тэмулгэн больше не мог этого вынести. Он дернул ворот куртки, встал из-за стола.

– Проваливай, предатель! – крикнул ему в спину кто-то, он не узнал го́лоса.

– Ты чужак, Тэмулгэн, как и твой отец! Тебе не понять!

– Надо посадить его под замок! В погреб!

На минуту Тэмулгэну и правда стало страшно, что они навалятся на него всей толпой и запрут. Но никто не посмел. Что ж. Значит, хоть немного разума в них осталось.

* * *

Эркен и Мон встретились на берегу Олонги у лиственницы, так густо увешанной разноцветными ленточками, что не было видно ветвей. Золотистые иголки густо устилали землю вокруг, и Мон казалось, что она идет по шкуре рысенка. Эркен ушел на сход и попросил потом встретиться здесь. Мон маялась тут уже целый час. Она прошлась по берегу, собрала пирамидку из камней, ни о чем таком не думая, ничего не загадывая, потом вернулась к лиственнице, и оказалось, что Эркен уже там, сидит, привалившись к дереву, и в первую минуту Мон испугалась, даже в глазах на миг потемнело: ей показалось, что он умер. Потом на колено ему села поздняя бабочка, и Эркен чуть шевельнулся. Мон выдохнула, но впервые рассердилась на Джалар, которую он без отдыха искал.

Эркен услышал шаги Мон и посмотрел странным, не своим взглядом. Мон замерла.

– Они идут воевать.

– Что?

– Они идут на войну, Мон. Они собрались на сход и обсуждают, как возьмут сначала Дом Утки, а потом Дом Лося. Они считают ружья, а Мадран, оказывается, привез из города ящик патронов. И никто не пропил шкуры и урожай, Мон, просто все было потрачено на войну. И никто не спорит с этим, только Тэмулгэн.

Эркен откинул голову так резко, что ударился затылком о дерево. А потом еще и еще. Мон бросилась к нему.

– Тише, тише, что ты…

– Моя мать из Дома Утки, ты знала? Маленьким я постоянно туда убегал. Бабушка меня очень любила и дед, хоть и хромого, а уж тетки вообще души не чаяли, и их дети тоже. У меня там в каждом доме друзья и родные, Мон. И я ничего не могу сделать, не могу это остановить, все мои песни бесполезны, все истории.

Мон обхватила руками его голову, прижала к себе, до краев наполняясь бессильной жалостью и нежностью.

– Они заклеймили Тэмулгэна, – глухо продолжал Эркен, уткнувшись в сгиб ее руки. – Они назвали его предателем и прогнали. А он всего-то хотел их остановить, вразумить.

– Почему же на Уток, Эркен? Что они нам сделали? Мы же всегда дружили, и они такие безобидные, добрые, они никому не хотят зла…

– Да. А еще они слабые. На Лосей просто так не напрыгнешь, Лось и затоптать может, и на рога поднять, а на Уток можно, чего там…

Мон поцеловала его в макушку, она сделала это не подумав, машинально, как поцеловала бы брата, пытаясь утешить, но Эркен вдруг обнял ее, прижал к себе и долго-долго, целую вечность не отпускал. Мон показалось, что он беззвучно плачет, и она сидела, боясь пошевелиться.

Один в поле воин

Мужчины отправились к родовому дереву на Яви-горе – просить благословения на войну. Тэмулгэн хотел пойти, чтобы еще раз поговорить с соседями, может, хоть там