Колыбель молчания - Алексей Кирсанов

К ране, словно муравьи к разлитому меду, двигались зараженные. Не десятки – сотни. Из уцелевших туннелей, из трещин в скалах. Они шли не к месту слияния. Они шли прямо в рану. В дымящуюся, обугленную воронку. И не просто погружались, как раньше. Они бросались в нее. С разбегу. Их тела встречали потоки алой, светящейся слизи, хлеставшей из глубин. И в этой слизи, под воздействием багрового света, их тела… таяли. Быстро. Невероятно быстро. Не растворялись, как Джулиан, для ассимиляции. Они плавились, как восковые фигурки в пламени, превращаясь в поток живой, светящейся биомассы, который тут же втягивался вглубь раны. Их плоть, кости, энергия – все шло на экстренную регенерацию. Колыбель пожирала своих солдат, чтобы залечить нанесенную рану.

На глазах черный шрам уменьшался. Его края стягивались, покрываясь новой, пульсирующей багровой тканью, которая росла с чудовищной скоростью. Это было не заживление. Это было латание живыми заплатками из переработанной плоти. Багровый свет от этого процесса заливал всю долину, придавая ей вид инфернальной кузницы.

«Она… сильнее…» – голос Лео стал тише, прерывистым. «Сильнее… боли… сильнее… нас… Использует… их… чтобы… жить…»

Джекс больше не смотрел на долину. Он смотрел на Лео. В багровом свете лицо биолога было пепельным, глаза закрылись. Его рука бессильно упала. Он терял сознание. Или жизнь.

Надежды не было. Победы не было. Был только рев раненого, но не сломленного Левиафана, багровый ад, поднимающийся по склону, и последний путь наверх – в каменную могилу станции «Глубина». Джекс стиснул зубы, заглушая стон отчаяния. Он снова подхватил Лео (легче? или это были последние силы?) и поволок его вверх, в багровые сумерки, прочь от ревущего, регенерирующего сердца тьмы. Взрыв дал лишь передышку. Иллюзию победы. Теперь Колыбель требовала плату за дерзость. И платить предстояло кровью.

Глава 33: Живая планета

Багровый свет. Он был повсюду. Он заливал скалы, пропитывал воздух, бился в висках Джекса ритмом ревущей под ногами ярости. Он тащил Лео вверх по склону, к темному силуэту станции «Глубина», вырисовывавшемуся на фоне инфернального зарева долины. Каждый шаг был пыткой. Рана на спине пылала, будто туда залили раскаленный шлак. Кровь Лео, теплая и липкая, сочилась сквозь ткань его комбинезона, смешиваясь с едкой алой слизью под ногами. Воздух обжигал легкие металлической гарью и сладковатым запахом гниющей плоти – плоти Колыбели и ее жертв.

Взрыв… Этот ослепительный, всесокрушающий катарсис… Он был миражом. Красивой, жестокой иллюзией победы, которую Колыбель разорвала когтями своей непостижимой жизни. Теперь Джекс знал это наверняка. Он чувствовал это каждой клеткой своего измученного тела, каждым нервом, содрогавшимся под натиском вернувшегося гула.

Джекс рискнул бросить взгляд вниз, через плечо. То, что он увидел, вырвало у него хриплый стон.

Черный, дымящийся кратер – след их отчаянной атаки – уже не был зияющей раной. Он стремительно затягивался. Не естественным заживлением, а чудовищной биологической спецоперацией. По его краю клубились потоки густой, светящейся багровым субстанции – не просто слизь, а словно расплавленная, пульсирующая плоть. В эти потоки, как мотыльки в пламя, бросались зараженные колонисты. Десятки. Сотни. Они не сопротивлялись. Они шли навстречу гибели с пустой решимостью автоматов.

Их тела не растворялись постепенно, как тело Джулиана в инкубаторе. Они плавились. Контактируя с багровой массой, одежда, кожа, мышцы, кости – все теряло форму с пугающей скоростью, превращаясь в жидкий, светящийся биокомпонент. Этот компонент тут же втягивался вглубь раны, как насосом. И на месте поглощения, поверх обугленных краев, нарастала новая ткань. Багровая, влажная, испещренная сетью тончайших, светящихся голубым под кожурой «капилляров». Она пульсировала, росла на глазах, стягивая края шрама. Это была не кожа. Это была заплата из переработанной человеческой плоти и энергии, латающая тело планеты-хищника.

«Стройматериал…» – прохрипел Джекс, вспоминая слова Лео. Колыбель не просто ранена. Она мобилизовала свои ресурсы. И самый доступный ресурс – это они. Колонисты. Сырье.

Вибрации под ногами были уже не фоном. Это были удары гигантского сердца, пришедшего в ярость. Каждый толчок был сильнее предыдущего, отдаваясь болью в ранах Джекса, заставляя зубы стучать. Камни под ногами вибрировали, мелкие обломки скатывались вниз.

Свет «нейро-корней», пронизывающих скалу, в которой он карабкался, горел теперь не просто алым. Он был яростным. Ослепительные багровые вспышки били из трещин, пульсировали под тонкой коркой скальной породы, словно вены, переполненные адской кровью. Этот свет не просто слепил – он давил на сознание. Он вбивался в мозг, навязывая ритм, вызывая тошноту и головокружение. Каждый импульс света сопровождался усилением гула – низкого, звериного рева, полного нечеловеческой ненависти и мощи. Колыбель не просто регенерировала. Она мобилизовалась. Ее реакция на боль была не бегством, а эскалацией агрессии.

Те зараженные, что не бросались напрямую в рану, вели себя иначе. Целые «стада» теперь не просто брели к центру долины для слияния с инкубатором. Они окружали саму зону регенерации, плотными рядами. И когда волна багровой «строительной» субстанции выплескивалась из раны, они… подставлялись. Слизь обволакивала их, и процесс растворения начинался мгновенно и массово. Тела десятков колонистов одновременно теряли форму, вливаясь в общий поток биомассы, питающей рану.

Это было эффективно. Бесчеловечно эффективно. Скорость затягивания шрама удвоилась, потом утроилась. Черная пропасть, оставленная взрывом, стремительно уменьшалась, покрываясь этой пульсирующей, живой заплатой из плоти и света. Колыбель демонстрировала свою истинную суть: абсолютную прагматичность космического хищника. Человечество было для нее не более чем удобрением, биомассой, которую можно было экстренно перебросить на латание ран.

– Джек… с… – слабый, прерывистый хрип донесся с его спины.

Джекс остановился, прислонившись к горячей от багрового свечения скале. Он осторожно опустил Лео на относительно ровную площадку. Биолог был бледен как мел, его дыхание – поверхностным и хрипящим. Глаза, обычно острые и наблюдательные, были мутными, с трудом фокусировались. Рубаха на бедре пропиталась темной, почти черной кровью. Пуля или осколок щупальца – неважно. Он истекал.

– Лео! Держись! – крикнул Джекс, но его голос был хриплым от дыма и отчаяния. Он знал. Они оба знали. До станции еще далеко. Слишком далеко.

Лео слабо повернул голову, его взгляд скользнул вниз, к багровой кузнице регенерации. В его мутных глазах мелькнуло нечто – не страх, а последняя искра научного осознания, биолога, видящего уникальный, чудовищный процесс.

– Жи… вая… – прошептал он, капли крови выступили на его губах. – Силь… нее… боли… Силь… нее… нас… – Его рука дрогнула, пытаясь указать вниз. – Сырье… Только… сырье…

Он закашлялся, тело содрогнулось в судороге. Мутность в глазах усилилась. Лицо расслабилось, черты сгладились. Дыхание стало прерывистым, едва заметным. Последние проблески Лео Коста, биолога, человека, таяли быстрее, чем затягивалась рана Колыбели. Его рука безжизненно упала на окровавленное бедро. Он не смотрел больше ни на Джекса, ни на долину. Он смотрел в никуда, куда-то внутрь или далеко вперед. Туман Колыбели, который он так долго изучал и пытался понять, наконец накрыл его с головой. Стадия 3. Безмолвное, пустое существование.

Джекс замер над телом друга. Нет, не друга. Уже не человека. Пустой оболочкой, дышащей по инерции. Боль, усталость, отчаяние – все смешалось в ледяной ком в его груди. Он посмотрел вниз. Багровый шрам был уже вдвое меньше. Новообразованная ткань пульсировала мощно, уверенно. Гул нарастал, превращаясь в сплошной рев, от которого звенело в ушах. Свет корней резал глаза.

Он посмотрел наверх. Станция «Глубина». Темный, угловатый силуэт на фоне багрового неба. Последний рубеж. Последний свидетель. Туда надо было донести… Что? Правду? Которая уже не имела значения? Свое тело? Которое вот-вот перестанет ему подчиняться?

Оглянулся. Ниже по склону, ведомые яростным гулом и багровым светом, поднимались новые фигуры. Тени с горящими глазами.