Деньги не пахнут 3 - Константин Владимирович Ежов

"Эпикура" могла выйти в новый океан, где дул свежий ветер fast casual. Если удастся поймать этот поток – Уитмер встанет в один ряд с легендами, станет Джобсом ресторанной индустрии.

Стиснув зубы, он произнёс:

– Когда капитан выбирает странный курс, это не значит безумие. Просто он видит скрытые течения, недоступные взгляду других.

Он не был слепцом и не утратил чутья. Новые течения уже шевелили воду, их шорохи слышались в глубине рынка, и нужно было лишь найти правильный парус.

– Сейчас море меняется. Наши временные неудачи – часть перехода. Мы ищем новые потоки и найдём их.

– И что это за течения? – недоверчиво спросили с другой стороны линии.

Прямо сейчас раскрывать карты было бы безумием. Слишком рано.

– В своё время всё будет объяснено, – ответил он холодно.

– И сколько нам ждать? – прозвучало в ответ раздражение.

Голоса спорящих продолжали жужжать, но сам Уитмер в это время достал телефон и, прикрыв экран ладонью, быстро набрал сообщение.

Адресат – Пирс.

Слова – короткие, как команда на палубе в шторм:

"Срочно приступай к покупке нового fast-casual бренда."

И в этот миг стратегия Сергея Платонова обрела плоть и кровь.

Глава 10

Телефон с глухим стуком ударился о столешницу и соскользнул на пол, оставив на полированном дереве тёмную царапину. В кабинете разлилась вязкая тишина, прерываемая лишь тяжёлым дыханием разъярённого человека. Это был управляющий портфелем из Capital Research Group – человек, привыкший держать рынок за горло, но сейчас не в силах совладать с собственным гневом.

– Чёрт, этот ублюдок совсем рехнулся? – рявкнул он, сжимая кулаки до хруста суставов.

У Capital Research было 15,42% акций "Эпикуры". Ещё четыре месяца назад – всего девять, но аппетит рос на ожиданиях скорого раздела недвижимости. Деньги вливались в бумаги, словно бензин в костёр, но Уитмер, упрямый как старый моряк, отказывался менять курс.

Сегодня ради давления подтянули пять крупных акционеров – и всё впустую. Генеральный директор стоял, как бетонная стена, и ни на йоту не сдвинулся.

– Почему он так упирается? – осторожно поинтересовался аналитик, занимавшийся "Эпикурой". Его голос дрожал, словно от холода. – Ведь ясно же: такими темпами его снимут….

В словах звучала искренняя недоумённость. В логике Уитмера не было смысла. Но пока они ломали голову над чужой упрямой стратегией, угроза становилась слишком ощутимой.

– Пересчитай убытки, если план с REIT сорвётся! – коротко приказал управляющий.

Пальцы аналитика застучали по клавишам ноутбука, издавая дробный ритм, напоминающий нервный барабанный бой. Управляющий же, не теряя ни минуты, направился к трейдеру-исполнителю.

– Сбрасывай всё, что возможно, – прозвучал новый приказ.

На лице трейдера застыло мучительное выражение: приказы придётся выполнять, но последствия будут тяжёлыми.

– Если начнём выгружать такие объёмы, котировки рухнут…

Под управлением Capital Research находилось 18,7 миллиона акций. Рыночная стоимость – около 6,4 миллиарда долларов. Даже десятая часть такого объёма могла снести цену с обрыва.

– Работай малыми порциями, чтобы рынок ничего не заметил. И главное – никаких слухов!

Трейдер кивнул, но на сердце осталась тяжесть. Слишком уж скользкая задача.

– Никаких слухов… значит, блоковые сделки отпадают, – пробормотал он.

Мгновение подумал и тихо добавил:

– Придётся идти в дарк-пулы.

Дарк-пул – тайный подвал финансового рынка, скрытый от глаз обывателей. Здесь торговали тихо, без крика и паники, будто в подпольном казино. Участники оставляли заявки с ценой и объёмом, а сделка сводилась лишь тогда, когда цифры совпадали.

На Goldman’s Sigma S ушёл первый пакет: минимум – 43 доллара. Рынок дышал на отметке 44,39.

Ответ пришёл быстро, сухо и лаконично, как военный рапорт:

B987654/200,000/$44.23

B876654/100,000/$44.05

Система молчала до самого завершения сделки, и в этом было её главное преимущество. Никаких панических волн, никакого шума. Только результат.

И всё же объёмы оказались слишком малы.

– Недостаточно… – нахмурился трейдер. – Если увеличить количество, слухи всё равно поползут.

Сеть дарк-пулов обширна – больше сорока площадок. Но рассредоточить пакеты везде – значит, выдать себя. Даже в этой тьме нашлись бы зоркие глаза, которые заметили бы внезапный всплеск бумаг непопулярной компании. Тогда рынку не понадобились бы доказательства: слухи сами сожгли бы цену.

Пока трейдер ломал голову, управляющий, словно потерявший силы после взрыва ярости, отправился к старшему начальнику – к директору по инвестициям.

– Придётся выходить из "Эпикуры", – выдохнул он, и в комнате будто похолодало.

Лицо директора окаменело. Несколько недель назад тот же управляющий бил себя в грудь, уверяя, что ставка на раздел недвижимости – безошибочный ход. Крупная ставка была одобрена, позиции расширены.

И теперь звучали слова, равные признанию: расчёт оказался ошибкой. Голос директора по инвестициям звенел, будто холодное лезвие: в каждом слове ощущалось предупреждение. Одно неверное движение – и управляющий портфелем рисковал не просто потерять часть средств в управлении, а вылететь с позором.

Управляющий, задыхаясь от тревоги, бросился оправдываться:

– Два активистских фонда уже подключены, сорок девять процентов крупных акционеров – на нашей стороне. До общего собрания рукой подать….

В голосе сквозило раздражение и отчаяние. В подобной ситуации любой здравомыслящий генеральный директор сделал бы всё, чтобы задобрить акционеров. Ставка на то, что требование о выделении недвижимости будет удовлетворено, не казалась безумием. Наоборот, странным выглядело упорство Уитмера.

И это было ещё не всё.

– Похоже, вместо выделения он готовится продать "Харбор Лобстер" до собрания.

– Продать? До собрания? – нахмурился директор.

– Да. Всё указывает именно на это.

На лице директора промелькнуло недоумение. Такой шаг – словно прижать нож к собственной глотке. Продажа принесёт лишь ярость акционеров, и именно в тот момент, когда их терпение и так на пределе.

– Почему он это делает?

– Безумие. Иного объяснения нет.

Директор кивнул, лицо его смягчилось.

– Не повезло, выходит.

Уолл-стрит безжалостна к тем, кто проигрывает, но умеет прощать, когда провал невозможно предугадать. Иначе никто бы не решался инвестировать: риск – часть игры. Действия Уитмера были непредсказуемыми, и вина управляющего оказывалась размытой. Сейчас важнее было не искать виноватых, а спасать то, что ещё можно спасти.

– Если выйдем сейчас, потери будут чудовищными.

– Верно…, – отозвался директор и надолго замолчал. В комнате звенела тишина, гудел кондиционер, мерцали экраны с графиками, будто выжидая решения вместе с людьми.

Наконец он поднял глаза:

–