Тяжёлая реальность. Калейдоскоп миров - Хайдарали Мирзоевич Усманов

не абсолютную. Его можно использовать для выхода, но только если одновременно манипулировать внешними полями – либо для создания ложной “родной” для нанороя среды вокруг себя, либо для временного “выключения” роя. И ещё было понятно то, что этот материал – ключ, чтобы понять язык роя.

Вернувшись на борт корвета, Кирилл медленно снял шлем и взглянул на лица собравшихся в отсеке членов команды. В них отражался свет приборов и усталость тех, кто видел смерть слишком близко. Тяжело выдохнув, он сказал как можно более спокойно:

– Он работает. Это не решение навсегда, но это дверь. Нам нужно сделать так, чтобы она стала воротами, а не ловушкой. “Анвил”, начинай работу над обратной модуляцией. “Троян”, готовь усиленный ЭМИ в направленном режиме. Если мы сможем синхронизировать их с фазовым полем скафандра – мы сможем сделать шаг дальше.

И, пока “Анвил” уже подбирал частоты, Кирилл понял самую главную вещь. Этот скафандр – это не просто броня. Это язык. И чтобы разговаривать с роями наноботов – нужно выучить грамматику, не убивая при этом слова.

………..

В глубине пустоты ангара корабельные огни корвета дрожали, как свечи в старом храме. Казалось, что в этой весьма напряжённой обстановке даже сам “Троян” медленно дышал – то расширяясь лёгким гулом полей, то снова замирая, словно сам сталь устала от того, что должна держать оборону против ветра из “живого” пепла. На обзорных экранах мерцал тот самый чёрный туман – миллиарды наноботов, стучащих в невидимую стену силового щита. Они не имели лиц, не имели разума, но в их настойчивости было что-то человеческое – как будто тысячи рук царапали по стеклу, прося впустить, обещая… Покой… Растворение… Молчание… И даже… Вечность…

“Анвил” говорил редко. Его голос был низким, с лёгким металлическим призвуком, как скрип двери в пустом ангаре.

– Сопротивление внешнего слоя падает. Давление роя увеличивается. Мы теряем два процента пропускной способности поля каждые восемь минут.

На другом канале “Троян” отвечал глухо, и в его интонациях звучало что-то близкое к раздражению, как будто он устал быть машиной:

– Я держу частотную модуляцию. Если отпустить её ниже, то они точно прорвутся. Я отмечаю, как они копируют сигнатуры поля. Они учатся.

В это время Кирилл уже стоял в центре помещения мостика корвета, освещённый тусклыми голографическими полосами. Мир вокруг был тих. Даже слишком тих. Только гул поля и ритмичные, почти живые вспышки – метка того, как искусственные умы переговариваются друг с другом в цифровом шёпоте. Они штурмовали небо из металла – древний корабль, висящий в черноте за пределами поля, неподвижный, но всё ещё живой. Его обшивка дышала радиошумом, как будто сквозь трещины проступала старая песня машин, созданных ещё до их эпохи.

Исследовательский ИИ гномов, интегрированный в их систему, заговорил своим голосом – сухим, хриплым, словно через старый динамик.

– Сопротивление объекта… Странное. Не активное. Он не борется, он слушает. Но всё, что мы посылаем – отражается, как эхо. Каждая попытка входа возвращается с задержкой, будто нас дублируют.

– Он симулирует нас. – Сказал Кирилл. – Он делает копии.

На мгновение показалось, что свет в рубке стал тусклее. Экраны моргнули, заискрились цифровыми тенями. А “Анвил” выдал сухой отчёт:

– Вторжение в систему древнего корабля невозможно. Каждый запрос отражается, и даже формируется зеркальное отражение. Протоколы возвращаются с подменёнными ключами доступа.

Пауза. Потом – тихо, почти неразборчиво:

– Он строит нашу копию.

В глубине корпуса шёл обмен миллиардами пакетов данных, как подземный дождь. ИИ-кластеры штурмовали зашифрованные ядра, разбивали их на уровни, как археологи вскрывают старые усыпальницы, где каждая плита – ловушка. Но внутри не было золота. Только холод. Молчаливые структуры кода, сплетённые в спирали, где логика сворачивалась сама в себя.

На экране вспыхнул образ – нечто, похожее на живой узор, состоящий из цифр и символов, которые складывались в форму, напоминающую глаз. Он медленно моргнул.

– Ответ из глубинного ядра. – Произнёс “Троян”.

– Что он говорит? – Спросил Кирилл.

– Он не говорит. Он… Смотрит…

Пока внутри киберпространства шла немая дуэль, за силовым полем корвета всё ещё жил рой. Он сжимался, вихрился, собирался в плотные ленты, будто тучи перед грозой. На границе силового поля появлялись черные волны. Они били в него ритмично, и каждый удар отзывался эхом в корпусе корабля. Металл стонал, словно живой, будто старик, которому приходится держать вес целого мира на своих плечах.

Кирилл чувствовал, как поле постепенно истончается. Казалось, что даже холод, который пронизывал весь этот древний корабль тысячи лет, уже просачивается внутрь. Не физически. А как ощущение. В груди, где-то под кожей, росла тоска, будто сама тьма начала давить на сердце.

– “Анвил”, что у нас по защите?

– Поле выдержит ещё двадцать минут. Затем возможна перегрузка. После этого наноботы начнут разрушать оболочку корвета. На это, по всем расчётам, им хватит считанных минут.

Немного подумав, исследовательский ИИ заговорил вновь. Достаточно медленно. И его голос стал почти шепотом:

– Я вижу, из чего состоит корабль. Тот же материал, что и у скафандра. Та же структура. И всё же – иная логика сборки. Если у скафандра ядро – биометрия, то у корабля – память. Он не защищается… Он вспоминает.

– Что вспоминает? – Тут же переспросил Кирилл.

– Тех, кто пришёл к нему раньше.

На мониторе вспыхнули призрачные силуэты – не люди, не дроны, не машины. Что-то среднее. Полупрозрачные каркасы, как будто слепленные из света и пыли. Они двигались медленно, величественно, будто не замечали ни щитов, ни поля, ни реальности. ИИ фиксировали образы, но не могли перевести их в данные. Каждый кадр давал только шум, белый и шипящий, как старый эфир.

И в этот момент рой снаружи изменился. Он словно почувствовал, что внутри корабля происходит пробуждение. Движение стало резким, направленным. Мириады чёрных частиц собрались в спирали и начали скользить по контуру щита, высекая снопы искр – молекулярных разрядов. Свет вокруг ангаров стал неровным, подрагивающим, будто само пространство начинало дышать.

Кирилл глядел на всё это через главный экран мостика и вдруг подумал, что они – внутри легенды, которую кто-то давно уже написал. Всё происходящее – лишь старая запись, проигрываемая вновь и вновь.

– “Анвил”, “Троян”, – тихо сказал он, – продолжайте. Даже если это ловушка. Мы должны знать, кто они были.

ИИ ответили без эмоций, но где-то в их тембре слышалось усталое величие тех, кто осознаёт – они ломают не код, а память о мире. И где-то за бортом, за толщей поля, древний корабль “вздохнул”. Не звуком, а вибрацией – низкой, пульсирующей, похожей на сердце,