Не тот год III - Михаил Владимирович Баковец

в голове осталась всего одна мысль, одно желание: убить того, кто напротив, кто в другой шинели, кто матерится не на твоём языке. Нечто подобное я сам испытал летом, когда устроил засаду на крупную немецкую танковую колонну.

Из всех наступавших танков в конце боя осталось всего семь. Три «тридцатьчетвёрки», две «матильды», чудом уцелевшая «бэтэшка» и один «генерал», который Ли. Наши всё ещё учились войне, набирались опыта, щедро платя за него кровью. Отсюда и десятки убитых пехотинцев на лугу, и сгоревшие на сельской улице танки, превратившиеся в близкие и удобные мишени для гранатомётчиков.

Бой за рощу и село закончился нашей безоговорочной победой. Да, немалой ценой, но ведь всё могло быть и хуже. Например, Ханыгин просто сточил бы свои подразделения о немецкую оборону ещё на поле перед рощей и не достиг поставленной цели. Сколько подобных сражений забирали жизней в моей истории? Тысячи погибших за вот такое село, за холм, за кусок берега, который был самым высоким или располагался у брода?

— Свои! — крикнул я, выходя из-за дома, дёрнувшихся в мою сторону трём красноармейцам, возящихся у подбитого Т-34. Не спеша подошёл к ним, держа СВТ на плече. — Мужики, выдохните. Свои, говорю ж. Осназ. Мы вам дорожку тропили перед атакой, чтобы сразу на поле фашисты не перещёлкали вас из пушек и пулемётов. И колокольню потом зачистили.

Я специально вывалил бойцам кучу информации, чтобы те расслабились. А то зыркают так, что мороз по коже. Ещё не остыли после сражения. Пальцы так и тянутся к спусковому крючку «мосинки».

— Ты один?

— Пока да. Товарищи где-то потерялись в этой бойне.

— Живые?

— Живые, — уверенно кивнул я. — Не нашёлся пока тот фриц, который кого-то из них даже просто ранить сумеет. Не то чтобы убить, — и тут же сменил тему. — А вы тут что?

— Да вот услышали стон в танке, а открыть люки не получается, — ответил один из них.

— Стон? — переспросил я и подошёл вплотную к машине. У танка были разбиты гусеницы и катки в хлам. Слабо дымился моторный отсек. С него наполовину свисало брезентовое полотнище, которым по всей видимости погасили пламя. Броню густо побили пули и осколки. На люке механика-водителя бросалась в глаза светлая вмятина размером с куриное яйцо, глубиной сантиметра полтора-два и змеящимися во все стороны не то трещинами в металле, не то полосками лопнувшей краски. Ещё одна похожая расположилась между ним и «блоком» пулемётного шарнира. — Хм, тихо. Ничего не слышу.

— Да вот уже как пять минуток тоже не слышим, — вздохнул собеседник.

— Верхние люки тоже заперты, — сообщил мне другой красноармеец, обратив внимание, как я стал смотреть на башню.

— Ясненько. Тогда вот что, — я взглянул на первого собеседника, — пулей мчи к другим танкистам. У них попроси танковый ключ. Они знают, что это.

Тот с сомнением посмотрел на меня, потом на одного из товарищей.

— Ступай, ступай, — подтвердил он.

Пока он отсутствовал, мы втроём облазали танк и предприняли не одну попытку вскрыть люки. Но те ни в какую не поддавались. Из разговора с бойцами узнал, что брезент на моторный отсек накинули они, чтобы не дать разойтись огню. В процессе я как следует изучил «тридцатьчетвёрку». Как и предполагал, башня у танка была полностью новая. Значительно больше старой, иной формы, с двум круглыми люками в передней части. На каждом из них торчало гнездо под ключ. Командирская башенка тоже «оправдала» мои ожидания. Это была точная копия немецкой. Судя по количеству люков, башня была трёхместной. Вот только странно, что погон на мой взгляд остался прежним. Интересно, как конструкторы решили проблему с объёмом башенного пространства, размещением экипажа в ней, снарядов и прочее?

Наконец, примчался запыхавшийся боец, отправленный за ключом. Не было его минут двадцать.

— Вот, — он протянул мне Г-образного мутанта из гвоздя и болта. От одного было острие, от другого шляпка.

— Молодец, — похвалил я молодого парня, принимая у него ключ. С этой непримечательной гнутой железкой дело мгновенно пошло на лад. Быстро вскрыл оба круглых люка, потом двустворчатый в башенке. К огромному нашему сожалению командир, наводчик и заряжающий были мертвы. Видимых ран у них не было. Скорее всего, задохнулись в дыму, когда их машину подожгли. Отбивались до последнего, ведя стрельбу из автомата и пистолетов через пистолетные порты.

Только когда вытащили три тела, то получилось добраться до остальных членов экипажа. И тут нам повезло. И радист-пулемётчик, и механик-водитель были живы. Угорели, как и их товарищи. Но отчего-то не до смерти. Может потому, что весь дым потёк вверх в башню. Механик ещё и ранен был в лицо, шею и плечо. Ему досталось осколками, отлетевшими изнутри от брони. Снаряды её не пробили, но сила удара была слишком велика, чтобы обойтись без последствий. Увы, но противоосколочного подбоя на наших танках пока не было. Остаётся надеяться, что его обязательно введут. И сделают это в самое ближайшее время.

Раненных танкистов красноармейцы спешно понесли в санбат. А я пошёл искать товарищей, которые всё никак не подавали о себе вестей. Только бы с ними ничего не случилось.

Глава 15

Удар немцев под Ленинградом и Новгородом оказался не одним из череды атак, которыми они прощупывали нашу оборону по всей линии фронта с севера на юг. Это было полномасштабное наступление, которое наш штаб проворонил. Пока что гитлеровцы существенно превосходят наших полководцев в планировании и расчётах. Но уже через год-полтора всё должно кардинально измениться. И уже мы, то есть СССР станет вести в планировании крупномасштабных операций, в скрытности подготовительного периода и решительности при их осуществлении.

Мне бы об этом моменте сразу догадаться, когда услышал, что возглавил прорыв Быстрый Гейц. Этот генерал в простой разведке боем не участвует, даже если та имеет дивизионные масштабы.

Напор гитлеровцев был таким, что фронт превратился в качели. Населённые пункты то освобождались красноармейцами, то вновь оказывались в оккупации. Наши резервы таяли, что едва не привело к катастрофе. Враг дошёл до Ленинграда. Несколько декабрьских дней бои шли на крайних западных улицах северной столицы. Петергоф, как и в моей истории, попал под пяту германцев. Огромным напряжением сил, ценой тысяч жизней, врага удалось отбросить от города.

Гитлеровцы отступали до деревни Устье у самой Копорской Губы, цепляясь буквально зубами за каждый холм, хутор и рощу, где можно было построить крепкую оборону. В деревне же они встали намертво, отражая все атаки красноармейцев и постоянно переходя в контрнаступление. Поля и луга в том месте были покрыты тысячами