Меж авторский цикл "Боло". Компиляция. Книги1-13 - Кейт Лаумер

С.М. Стерлинг — Шестое солнце

Американские солдаты собрались у подножия жертвенной пирамиды. Утреннее солнце ярко освещало свежесрубленный известняк и бугенвиллею, которая уже начала завиться от корней. Два месяца смыли последние следы запаха гнилой крови, оставив только запахи пыли, людей и растений на площади. Вокруг них кипел жизнью городок Какакстла, группа детей направлялась в школу, фермеры направлялись в поля. Звук работающего на метане трактора отражался от стен зданий, окружающих площадь.

Он был громче, чем урчание керамических дизелей в ожидающем отправления УНВ; маленькие шестиколесные джипы были почти скрыты под мешками и ящиками с припасами, сетчатыми пакетами с корчащимися живыми цыплятами и гроздьями бананов.

— Ты уверена, что не поедешь? — спросил капитан МакНаут. Его веснушчатый лоб сморщился. — У меня такое чувство, что нам понадобятся все хорошие солдаты, которых мы сможем собрать по пути домой.

Лейтенант Бетани Мартинс улыбнулась и покачала головой. — Там нет дома, по крайней мере, для меня, капитан, — сказала она.

— Я тоже, сэр, — присоединился сержант роты Дженкинс — Топс[128]. — Хоть и плоховато жилось в моем квартале, но думаю, что будет приятнее вспоминать, как там было, чем увидеть таким, каким он стал.

Стоявшие за спиной рослого чернокожего сержанта рядовые Майклс, Смит, МакАлистер и Санчез торжественно кивнули в знак согласия. Они уже много лет находились в Республике Сан — Габриэль, и новости из Реальности — Соединенных Штатов — становились все хуже и хуже с каждым днем.

Глаза МакНаута сузились. — Может быть, ты и прав. Может быть, нам больше ни к чему возвращаться домой. Но я должен знать.

Бетани вздрогнула и отвела взгляд от яркого солнечного света. У капитана жена и трое детей жили в Нью-Джерси. Жили. Кто бы знал, как сейчас обстоят дела в Реальности.

Но там никто не ждал ни ее, ни остальных. — Мы тоже нужны этим людям, — сказала она, обводя рукой дремлющую на солнце долину. — Мы прогнали тех психов, которые заправляли этим местом.

Перед ее мысленным взором возникла яркая вспышка: Воины-Ягуары, украшенные перьями, и грубый камень алтаря холодящий ее кожу, когда они выгнули ей спину и обсидиановым ножом хотели вырезать ее сердце. Политтехнологи уже достаточно плохо, но антрополог, помешанный на политике идентичности, — это еще хуже.

— Если мы все уйдем, бандиты всех сортов набегут отовсюду, как мухи на дерьмо, а через месяц местные будут убиты или начнут голодать, как и все остальные в округе.

Как и по всему миру, подумала она, но промолчала.

— Хорошо, — сказал капитан, глядя куда-то вдаль, как будто уже видя берег Джерси. — Я не буду принуждать вас. У вас, люди, есть право на собственную жизнь. Вы были хорошими солдатами. Для меня было честью служить с вами. — Он вытянулся по стойке “смирно”, его чистая, но потрепанная форма свободно сидела на его худощавой фигуре, и отсалютовал им прямо как в Вест-Пойнте.

Мартинс, Топс и остальные ответили ему в такой же оживленной, профессиональной манере. Затем капитан прошел вдоль ряда, пожимая руки.

Вернувшись к Бетани, он тихо сказал: — Я буду скучать по вам, лейтенант.

Бетани почувствовала комок в горле. Она хрипло прошептала: — Я тоже буду скучать по вам, сэр. У нее перехватило горло. — Черт возьми, было бы здорово снова увидеть Санта-Фе.

— Еще не слишком поздно.

— Уже много лет как слишком поздно.

Она сглотнула, и боль, казалось, усилилась, став горячей и тугой, начиная выходить из-под контроля. Она всхлипнула. Я не буду плакать, сказала она себе. Не буду! Боль нарастала, цепляя ее за живое, безжалостно распространяясь, пока не заполнила ее целиком, оставив стоять ошеломленной и неподвижной, пока капитан не уехал.

Она закрыла глаза и вздохнула. Когда она открыла их, ее старший сын улыбался ей сверху вниз, стоя в неловкой позе и сжимая шляпу в руках. Большая хозяйская спальня в доме джефе была закрыта ставнями и погружена в полумрак, свет проникал сквозь полоски жалюзи. В комнате пахло лекарствами, как у постели больной, а в углу стояла ее трость. Ее М-35 был аккуратно прикреплен над ней, смазанный и безупречный, хотя она не носила его уже давно… сколько? Лет десять?

— Мама, ты наверно проспала почти час.

Она впитывала его лицо; он был так похож на своего отца. У нее перехватило дыхание, а во рту пересохло. Она не просила воды. Глотать было мучительно.

— Мама? — раздался голос с противоположной стороны кровати.

Она обернулась и увидела своего младшего сына Джеймса с мокрой салфеткой в руках. Он поднес ее к ее пересохшим губам, и, когда она слизнула влагу, она поблагодарила его взглядом.

Она стиснула зубы и сглотнула, пытаясь подавить стон. Когда Джеймс убрал тряпку, она задыхалась, как после бега наперегонки.

Пришло время.

— Мальчики, — коротко улыбнулась она. Они были уже не мальчиками, а женатыми мужчинами. — Сыновья мои, — снова заговорила Бетани, и даже сейчас в ее голосе звучала гордость. — Я хочу поговорить с Чудовищем. Отведите меня к нему.

— Мама, — сказал Джозеф с едва заметной резкостью в голосе. — Мы не можем тебя перенести. Ты слишком больна. Он нахмурился. — Я могу принести тебе шлем… — неохотно добавил он.

— Мама? — губы Джеймса растянулись в пародии на улыбку, когда он изо всех сил старался не расплакаться, его глаза были полны слез. — Мама? — повторил он.

— Да, — мягко ответила она. — Мне нужно идти. — Она снова тяжело задышала. — Может, в какой-то степени он мне поможет поможет. Автодок… — Ее голос затих.

Джеймс беспомощно кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

— Хорошо, — сказал Джозеф, глубоко вздохнув. — Попробовать стоит.

Они подняли мать вместе с периной, на которой она лежала. Братья вскинули глаза и в ужасе встретились взглядами. Она была такой легкой! Казалось, они поднимали только постельное белье.

— Пошевеливайтесь! — прорычала Бетани, отчасти чтобы разрядить обстановку, отчасти чтобы скрыть свою боль, когда они перекладывали ее.

Братья нежно улыбнулись, услышав приказной тон. Это было больше похоже на мать, которую они знали.

Братья молча вынесли свою мать на улицу. Жители Какакстлы ждали весь день, а некоторые и того больше; они молча уступали дорогу, многие преклоняли колени в молитве и крестились, многие плакали. Прошло тридцать пять лет с тех пор, как здесь появилась лейтенант, целое поколение мира и изобилия в Какастле, среди хаоса, поглотившего целые континенты.

На противоположной стороне площади Боло возвышался над их головами подобно горе, его сто пятьдесят тонн достигали двадцати четырех футов в высоту.