Охота на "Черный аист" - Артём Март

личностью Павла. Тем более непонятно, для чего тебе нужно поговорить с ним лично. Посему хотел бы, по возможности получить от тебя больше разъяснений по этому вопросу.

Как найдешь это возможным, пожалуйста, напиши мне ответ со всеми возможными подробностями.

С уважением, твой друг и однокашник, офицер особого отдела КГБ СССР, капитан С. Карпов.

Из мыслей Хакима выдернул звук скрипа открываемой двери. В их небольшой кабинет вошел Рюмшин.

Капитан снял фуражку, повесил на гвоздь, вбитый в стену.

Хаким поспешил свернуть письмо и вернуть его в ящик своего стола.

— Слыхал, че произошло, нынче утром? — Спросил Рюмшин, возвращаясь за свой стол. — Только что пришло сообщение с Шамабада.

— Если оно пришло только что, — холодновато сказал Хаким, — так как же я мог об этом слышать?

Рюмшин, казалось, пропустил мимо ушей колкости Шарипова. Капитан просто опустился за свой сильно захламленный стол. Принялся рыться в каких-то бумагах, разбросанных тут и там.

— Дело, что ни наесть наше, — сказал Шарипов, — Давыдов щас вызовет тебя к себе. Я у него уже был. Мы встретились в штабе.

— Что случилось?

Рюмшин почему-то все никак не переходил к сути. Это несколько раздражало Шарипова, но Хаким старался не показывать своих чувств.

— Боец один. Танкист, хотел застрелить двух погранцов. Его обезоружили и задержали. Сейчас… — Рюмшин глянул на часы, — видать, везут его в отряд. С ним же едут и начальник заставы с командиром танкового взвода.

Хаким устало засопел.

— Прилетело откуда не ждали, а? — Рассмеялся Рюмшин.

За кипами бумажек Рюмшин отыскал свой недопитый чай и надкусанную сушку. Несколько мгновений оценивал всю эту «провизию» взглядом. Да с таким видом, будто бы сушка совершила ни больше ни меньше, а измену Родине.

Решившись, он макнул ее в чай, подержал полсекундочки и отправил в рот. Глянул на Хакима.

— И как ты думаешь, кто во всей этой истории оказался участником?

Хаким снова не ответил. Только вопросительно приподнял бровь.

— Любимчик твой, — разулыбался Рюмшин, пережевывая сушку, — Александр Селихов.

— Селихов?

— Да. Именно он. Как раз его, как Таран доложил, хотел застрелить танкист. Почему — решительно непонятно.

Шарипов нахмурился, принялся усиленно размышлять.

— Вроде как, обычное дело, — пожал плечами Рюмшин. — Поссорились они, и танкистик схватился за пистолет. Но в чем там суть, это нам с тобой придется разобраться. Видать, на Шамабаде, после боя, дисциплина расшаталась. Надо бы укрепить.

Шарипов встал из-за стола, надел фуражку и направился на выход.

— Э! А ты куда это собрался?

— К начальнику, — обернулся Шарипов, — потом на Шамабад.

Когда Шарипов захлопнул за собой дверь, Рюмшин хмыкнул. Развалился на стуле и даже закинул ноги на стол. Раскачиваясь на двух ножках, отпил чаю.

— Не пустит он тебя сегодня, — пробурчал Рюмшин, — не пустит, вот увидишь.

* * *

На Границу опустилась ночь.

Небо сегодня не было звездным, как вчера ночью. Его заволокло бугристыми, тонкими облаками, казавшимися совсем черными в темноте. От этого небосклон напоминал свод огромной пещеры.

Тут, у реки, не было уже привычной нам пограничной тишины. В нескольких десятках метров шумел Пяндж.

Танк расположили по эту сторону системы, на небольшом пятачке, где от пограничной тропы, являвшейся одновременно и дорогой, по которой можно было добраться к мосту, отходил короткий, но широкий дорожный «аппендикс», заворачивавший на переправу.

Машина оставалась открытой и по расписанию выполняла функции прожекторного поста. С определенной периодичностью танкисты включали фонарь на танке, подсвечивая им мост и ограниченную прилежащую к нему территорию берега.

Пограничники же должны были все это время оставаться в секретах и наблюдать за территорией вокруг, чтобы исключить для нарушителей Границы любую возможность подобраться к машине незамеченными.

Мартынов наметил для нас несколько позиций для наблюдения. Он расположил их так, чтобы двое из наряда всегда были в визуальной близости друг от друга, но дежурили скрытыми по одиночку.

Была у него и одна сомнительная идея. Каждый час группы, по хитрой схеме, один за другим должны были меняться местами.

— Так у нас глаз не замылится. Постоянная смена обстановки не даст этого сделать. Да и участок, за который отвечаешь, останется под наблюдением, даже когда будем перемещаться, — считал Виктор, — так что, братцы, заснуть я этой ночью вам не дам. Даже если очень захочется.

А, к слову, местная пограничная атмосфера сильно способствовала сонливости: мерно шумит река, и больше не единого звука. Темнота кромешная, когда машина не включает свой свет. Спи — не хочу.

Часам к трем ночи нам в очередной раз пришлось меняться.

Я дежурил неподалеку от Мартынова, в зарослях можжевельника. Когда тихо дал ему сигнал, что иду меняться с Малюгой, Мартынов принялся дожидаться его, чтобы уступить Гене свое место.

Я аккуратно и тихо обошел танк сзади. Когда под танком увидел движение и заметил, как оттуда выбрался, видимо, отдыхавший там мехвод Малышев, то молча поднял руку, давая ему понять, кто идет.

Малышев ничего не сказал. Только отложил свой укороченный Калашников. Кивнул мне.

Перебравшись на другую сторону, к зарослям шиповника, что сплелся с дикорастущей розой, я замер. Нахмурился.

За ними должен был сидеть Малюга. Но пограничника там не было. А ведь Гене предписывалось ждать, пока я не приду его сменить.

Тем не менее я занял свое место. Глянул вперед, туда, где нес свои воды Пяндж.

Мост черной плоской дорогой бежал по нему, и казалось, что он держится прямо на воде, словно огромная каменная баржа.

— Саша! Это ты⁈ — Стараясь разговаривать как можно тише, но так, чтобы я мог его расслышать, тут же позвал меня Канджиев.

Алим засел немного дальше, примерно в трех метрах, за большими камнями, что выросли тут и протянулись от самой пограничной тропы к низу, едва ли не к берегу.

— Где Малюга? — Спросил я.

— Отошел.

— Куда?

— Ну… По маленькому отошел. К берегу спустился, вон туда.

— И ты его отпустил?

Канджиев замешкался, размышляя, чтобы ему ответить.

— Ну… Витя никаких приказаний по этому поводу не давал. Ну я подумал, что посмотрю пока и за Гену. Он скоро вернется. Давно уже ушел.

— Как давно?

— Минуты три.

Я глянул на часы. Засек по все еще светящимся, но почти разрядившимся меткам стрелок моих командирских две минуты. Если не вернется — нужно проверить, все ли с ним нормально.

— Ну? Я