Железный Ворон - Ярослав Мечников

Но другая часть… она была очень большой, и она получала от всего этого какой-то дикий, первобытный азарт! Покушение, тайные ходы, магия, вражда древних родов, политические интриги… Жизнь Пети Сальникова никогда не была такой. Я чувствовал, как пьянею от этого адреналина.

Но больше всего меня расстраивало только одно: я ни с кем не мог этим поделиться. Никому нельзя рассказать, что на самом деле творится у меня в душе. Я, Петя, и так не был особо разговорчивым, но ведь и событий на мою долю столько не выпадало!

Вечером я набрал полную ванну. Горячая вода, которая лилась из крана сама собой, без труб и бойлеров, приятно расслабляла уставшие мышцы. Я погрузился в неё, откинув голову на холодный каменный бортик, и смотрел на безупречный потолок.

— Помолвлен… с Голицыной, — прошептал я в пустоту, и пар унёс мои слова.

Я пытался расслабиться, но мысли роились в голове. Остаток вечера я провёл за учебниками, механически заучивая основы этого мира, пытаясь занять мозг хоть чем-то конкретным.

Утро наступило незаметно. Я проснулся на диване, так и не дойдя до кровати, укрытый кем-то (или чем-то?) лёгким пледом. На столике уже стоял завтрак: овсянка с ягодами и кувшин молока. Рядом с ним лежал небольшой плоский ящичек из тёмного дерева, перевязанный шёлковой лентой и скреплённый сургучной печатью с гербом Академии.

Я сел, протёр глаза и взял ящичек. Сломав печать, я открыл его.

Внутри, на бархатной подложке, лежали две вещи.

Первая — сложенная записка от ректора Разумовского.

«Княжич, для вашей подготовки. Изучите. Не разочаруйте меня. И её. Р.»

Вторая вещь — это была небольшая книга в синем сафьяновом переплёте. Название было вытиснено серебром: «Род Голицыных. История, нравы и ключевые фигуры».

Но под книгой было что-то ещё. Я убрал её и увидел то, чего ожидал меньше всего.

Это был портрет-миниатюра в овальной серебряной рамке. С него на меня смотрела девушка лет семнадцати-восемнадцати. У неё были правильные, почти кукольные черты лица, светлые, почти платиновые волосы, собранные в сложную причёску, и большие серые глаза.

И она была живая.

Девушка на портрете медленно моргнула, её губы тронула вежливая, но абсолютно ледяная улыбка. Она чуть склонила голову набок, разглядывая меня с нескрываемым, холодным любопытством. В её взгляде не было ни радости, ни смущения. Только оценка. Словно она смотрит на призового жеребца, которого ей купили на ярмарке.

Это была она. Княжна Анастасия Павловна Голицына. Моя невеста.

Я резко отложил портрет на стол, словно он обжёг мне пальцы. Её холодный, оценивающий взгляд пробрал до костей.

Выходит, я просто пешка, — пронеслось в голове с горечью. — В этом мире я просто пешка на доске. Да… возможно, я мог бы стать значимым. Королём. В далёком будущем. Но теперь… теперь я лишь разменная монета в чужой игре.

Я тяжело вздохнул. Чувство бессилия было почти физически ощутимым.

Но тут же внутри всколыхнулась волна протеста. Злого, упрямого.

А почему, собственно, я, Петя Сальников, обязан быть этой пешкой⁈ Я ведь в первую очередь Петя! И не стоит об этом забывать! Не стоит!

Я злился. Злился на себя за минутную слабость, злился на этого «отца», на ректора, на весь этот мир. Почему за меня решают, на ком мне тут жениться, а⁈

Я несильно, но с чувством, стукнул кулаком по столику. Вскочил и начал мерить шагами комнату, от камина до стеклянной стены с видом на космос. Туда-сюда. Туда-сюда. Я был как зверь в клетке. Нервный, раздражённый, не находящий себе места.

Пройдя так несколько кругов, я немного успокоился. Ярость уступила место холодному анализу. Я снова подошёл к столу и взял портрет.

Я смотрел на неё. На эту холодную красавицу с платиновыми волосами. Она всё так же вежливо и отстранённо улыбалась, наблюдая за мной своими серыми глазами. Что я пытался в ней разглядеть? Врага? Союзника? Жертву таких же обстоятельств, как и я? Я и сам не понимал.

Она была красива. Безупречно, холодно красива, как ледяная статуя. Но её взгляд не сулил ничего хорошего.

Пока я так смотрел на портрет, девушка на нём снова медленно моргнула, и её губы шевельнулись. Я не услышал звука, но я отчётливо, прямо у себя в голове, «прочитал» одно-единственное слово, произнесённое беззвучным шёпотом:

«Разочарование.»

И после этого её вежливая улыбка исчезла. Лицо на портрете стало абсолютно бесстрастным, и она отвернулась, начав рассматривать что-то за пределами рамки, словно я перестал быть ей интересен. Портрет стал просто картинкой. Связь прервалась.

Она не просто оценила меня. Она вынесла вердикт. И он был таким же, как у всего этого мира. «Разочарование».

— Разочарование? — повторил я вслух, глядя на отвернувшееся лицо на портрете. — И в чём же ты разочарована, моя белокурая, надменная красавица? Это во мне ты разочарована?

Она бесила меня. До скрежета зубов. Почему она меня так бесит, ума не приложу⁈ Может, дело в сравнении с этой простой, игривой, тёплой Линой, что живёт по соседству? А может, потому что я ловил на себе точно такой же взгляд в прошлой жизни, когда шёл в своей рабочей робе на остановку, а мимо проплывала очередная «фифа» с надутыми губами и презрением в глазах?

Её молчаливый приговор ударил не по княжичу Воронцову. Он ударил по Пете Сальникову. И Петя Сальников такого не прощал.

Злость и обида сменились чем-то иным. Холодной, весёлой яростью. Азартом. Вызовом.

— Ах ты… — прошипел я, глядя на миниатюру. — Ты ещё меня не знаешь, деточка. Ох, не знаешь…

Я усмехнулся.

— Жениться, значит? А давай поженимся!

С этими словами я отбросил портрет в сторону, на мягкий диван. Пусть лежит. А сам сел за стол и принялся жадно завтракать.

Я ел овсянку, запивая её молоком, и чувствовал, как голод и злость придают мне сил. Пусть они плетут свои интриги. Пусть оценивают. Пусть разочаровываются. Я буду играть. Но я буду играть по своим правилам. Этот брак — не приговор. Это… новая арена. Новое поле для битвы. И я собирался дать на нём самый лучший бой в своей жизни.

Пока я ел, мой взгляд снова упал на книгу, которую прислал ректор. «Род Голицыных. История, нравы и ключевые фигуры».

Теперь это была не просто книга. Это был тактический справочник. Руководство по изучению противника. Или… будущей жены.

Я доел завтрак. В голове царила ясная, холодная решимость. У меня было три дня.