Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

Я хмурюсь: голос Зэя совсем другой, нежели секунду назад, – он стал плоским, безэмоциональным.

– Имя, которое не стоит и узнавать. Она уже мертва.

Ух ты. А у него золотое сердце.

Зэй ничего не говорит.

– Сегодня ты выглядел там дураком. – Матиас плюется словами, как кобра ядом. – Никогда не пойму, почему Гермес не выбрал одного из твоих братьев. Любой из них победил бы в том Подвиге, а не был бы похож на тонущую крысу, которую нужно спасать. Ты бросаешь тень на меня.

Я вспоминаю двух юношей, бывших с Матиасом, когда боги представляли нас предыдущему победителю и его семье. Высокие, рослые ребята. Он не так уж неправ.

От Зэя по-прежнему ни слова.

– Аллергия, – фыркает Матиас. – Какая жалкая отговорка для слабости.

Так вот с чем имеет дело Зэй? Скверная болячка, раз он настолько изнурен.

– Все винят тебя. – Матиас даже не дает Зэю ответить. – Они все говорят, что та женщина умерла из-за тебя. Чем ты вообще думал?!

Феликс мог быть сомнительной отцовской фигурой и начальником, но – даже учитывая мое проклятье – он бы никогда не сказал мне такие мерзкие слова.

Матиас Аридам просто мерзавец.

– Ты велел мне никому не доверять, – говорит Зэй. Голос по-прежнему ровный, как будто он цитирует факты из школьного учебника. – И я не позволил Лайре меня освободить.

– И она заставила тебя выглядеть еще слабее, чем ты есть, показав таким.

Мудила.

Зэй не подтверждает слова отца:

– Ты велел мне не использовать дары Гермеса без абсолютной необходимости. Я и не использовал… даже когда мог спасти Исабель.

Я зажимаю рот рукой, сердце мучительно колотится. Зэй мог спасти ее сегодня? А ведь сидел там рядом, как и я, после того как она пострадала, помогая ему, и смотрел, как она умирает. Неудивительно, что он пришел помолиться.

– Не смей возлагать это на меня…

– Ты сказал мне: пусть остальные поборники убьются, разбираясь с Подвигами, где нужна сила мышц. Я слушал. – Небольшая пауза. – Пока мне кажется, что проблема именно в том, что я слушал тебя.

В зале раздается хлопок. Я знаю этот звук. Удар плоти о плоть.

– Ты всегда был неблагодарным щенком, но не смей проявлять ко мне неуважение, мальчишка. Я – победитель Тигля и твой отец.

Голос Зэя по-прежнему ровный и холодный, как пласт льда:

– Отец, которому грозит возвращение в Верхний мир, будто ненужной больше реликвии. Тебе нужно, чтобы я победил, чтобы остаться здесь и жить так, как ты привык.

Еще одна пощечина, быстрая и жестокая, а дальше – удаляющийся топот ног, который говорит о том, что Матиас покинул храм.

До меня доносится тихий вздох.

– Можешь выходить.

Я выбираюсь из-за колонны и вижу Зэя в центре зала. На левой щеке пятном выделяется ярко-красный отпечаток ладони. Несмотря на это, парень сцепил руки за спиной, держит плечи прямо, голову выше и четко смотрит мне в глаза.

– Ты хотела попросить меня о союзе с тобой. – Это не вопрос: он уверен в том, что знает. А еще он не возражает, не указывает на опасность, которой его подвергает жуткая аллергия, не прикрывается отговорками и ничего не просит.

– У тебя аллергия? Ну, Зевс давно проклял меня быть нелюбимой. Лучше учти это заранее.

Он даже не мнется, когда кивает.

Долгую минуту я рассматриваю Зэя.

– Ты явно умен, а разборка с отцом подсказывает, что и хребет у тебя на месте.

Зэй ничего не говорит, слушает и смотрит, не двигаясь.

Проблема в том, что я практически слышу стон Аида, когда буду рассказывать ему про Зэя.

– Если я помогу тебе с Подвигами, где требуются мышцы, ты поможешь мне с умными задачками?

– Лайра Керес! – орет чей-то голос. Пьяный, смазанный голос.

Я вздрагиваю. Видимо, Посейдон все-таки пошел за мной. Или кто-то сказал ему, что я пошла сюда. Стукачи.

– Лайра Керес! – ревет он. – Я иду за тобой!

35

Поцелуй меня на прощание

Мне не приходится велеть Зэю сваливать отсюда. В конце концов, вполне вероятно, что бог океанов может винить и его. Но Зэй прижимает палец к губам и указывает за алтарь.

Выход?

Точно. Он же здесь вырос. Наверняка знает весь Олимп.

Мы на цыпочках выбираемся в ночь через маленькую дверцу в задней стене храма. Вот только, я так понимаю, стресс вызывает аллергическую астму, потому что Зэй немедленно начинает хрипеть и кашлять. Четкими, быстрыми и очень привычными движениями он достает из кармана ингалятор, встряхивает и вдыхает. Дважды.

Я оба раза вздрагиваю от шума. Понятия не имею, насколько хороший слух у богов.

Зэй показывает в одном направлении и потом на меня, прежде чем убежать в другую сторону – вверх по склону горы, в рощу вечнозеленых деревьев, где каждый шаг звучит очень громко. Значит, мне никаких деревьев. Я разворачиваюсь и добираюсь до угла здания, осторожно озираясь.

– Лайра Керес! – ревет Посейдон.

Его голос звучит издалека, так что я пробегаю между храмами Гермеса и Афины к дороге, потом останавливаюсь, прячась в тенях. Я не слышу, чтобы Посейдон тут же побежал в мою сторону, так что добираюсь до дальнего угла храма Афины и осторожно высовываю голову. Солнце наконец село, и я чуть успокаиваю дыхание. Возможно, я смогу добраться огородами до дома Аида по темноте без лишних происшествий.

Неуловимо быстрое движение рук и теней – и я уже схвачена сзади и прижата к высокой широкогрудой фигуре: одна рука обхватывает меня за талию, а вторая прижимает к моему горлу нож. Он еще не порезал меня, но прижат так, что я резко вдыхаю, а сердцебиение и разум становятся неверными от страха. Обе мои руки притиснуты к телу. Я ничего не могу сделать ни с топором, ни с жемчужиной.

– Ты, – говорит Посейдон. – Это ты виновата, что моя поборница мертва.

О преисподние.

Я стою смирно и ничего не говорю. Разум мечется в поисках какого-то выхода. Что угодно сказать или сделать.

«Думай, Лайра».

Должен быть способ как-то его остановить.

– Думаешь, ты сможешь победить? – спрашивает он, жарко дыша мне на половину лица и воняя пивом. – Не сможешь. Думаешь, хоть кто-то будет тебе истинным союзником?

О боги. Он подслушивал?

Посейдон резко усмехается:

– Даже этот жалкий щенок Аридама предаст тебя. Остальные поборники уже планируют использовать тебя, чтобы пройти следующий Подвиг, а потом уничтожить. Он тебя просто заманивает.

Вихрь моих мыслей спотыкается об эти слова.

Посейдон говорит правду? Мной просто играют? Прошлый опыт и проклятье поднимают свои уродливые головы.

«Соберись. Выберись отсюда живой. Потом будешь волноваться насчет Зэя».

Если я только смогу добраться до жемчужины…

– Почему, во имя Тартара, мой брат выбрал тебя? – Его голос становится злее. – Наверное, ему очень не хватало потрахушек со времен смерти Персефоны.

Я ахаю:

– Дело не…

– Надеюсь, тебе с ним понравилось, маленькая смертная. Потому что я сделаю тот раз твоим последним. – Хватка Посейдона становится крепче, нож врезается в кожу глубже. Вспышки боли хватает, чтобы я заскулила. – Даймоны считают, что могут что-то со мной сделать, ну и хрен с ними, – рычит он. – Если я не смогу победить, то Аид, сука, не сможет по-любому.

Мое стремительно стучащее сердце проваливается куда-то к желудку.

Низким прерывистым голосом я уточняю:

– Ты всерьез угрожаешь поборнице бога смерти?

Лезвие совсем чуть-чуть отходит от моей шеи. Вопросы заставляют людей делать так неосознанно, пока они размышляют. Судя по всему, богов тоже.

В этот момент я бью головой назад и встречаюсь затылком с острыми гранями носа и подбородка Посейдона. В ухе раздается его стон, от шока он опускает руки, и я бью его локтем в живот. Он падает – вероятно, потому, что пьян.

– Я насажу тебя на трезубец, – кричит он.

Я бросаюсь влево, поднося ко рту жемчужину.

Вот только когда я поворачиваюсь, оказывается, что я несусь