Лед - Андрей Алексеевич Панченко

Увидев чужаков, я не стал долго церемониться: подхватив по пути багор, я шагнул навстречу и ударил тупым концом так, что один воришка тут же кубарем полетел через борт в воду. Второй рванул нож, но тут же получил прикладом винтовки по руке от Скворцова, который выскочил на шум. Нож отлетел в сторону, а я пробил ногой в грудь воющему от боли грабителю, отправив его вслед за товарищем. В это же время на берегу поднялась нездоровая суета. К борту корабля рвануло с десяток темных фигур, очевидно товарищи пострадавших бродяг. Скворцов недолго думая выстрелил в воздух. Грабители замешкались, а когда уже пришли в себя, было поздно, за нашими с Александром спинами стояли все члены экипажа, вооруженные до зубов.

— А ну пошли нахер отсюда шавки, пока мы вас отстреливать не начали! — Заорал я на английском языке — Если ещё кто сунется, собакам скормим!

— А чего, хорошая идея командир! — Поддержал меня Ричард, говоря нарочно громко — У нас на борту сто голодных псов, давай их сейчас погулять на берег отпустим? Заодно и поужинают.

Грабители бросились бежать, растворяясь в темноте пристани, а недалеко донёсся чей-то смех — похоже, за ними наблюдали с соседних кораблей.

На моё удивление ночная стрельба осталась практически незамеченной местными властями. К нам не прибежал наряд полиции, не явилась частная охрана складов, даже портовые чиновники нос не показали. Однако оказалось, что о нападении власти всё же знают, только отреагировали они как-то странно. Утром мне принесли официальное письмо от начальника порта, с… запретом выгула моих собак в порту! Вот как хочешь, так и понимай! Похоже грабители действовали не сами по себе.

Я отдал приказ теперь нести вахту по двое, и вооружить вахтенных. С этого дня по ночам вдоль борта висели фонари, а каждый, кто приближался к кораблю на лодке, должен был громко окликаться. Береженного бог бережет!

Больше нас никто не беспокоил. Похоже наша демонстрация силы, и готовность дать отпор отбили желания связываться с нами у любителей легкой наживы.

Глава 15

Мы покинули не гостеприимную Сантус ранним утром. Море встретило нас спокойной зыбью, солнце ещё жгло по-летнему, но я знал — с каждым днём будет становиться всё холоднее и холоднее. Первые дни проходили без тревог: попутный ветер тянул паруса, и наша «Вега» шла ходко, словно спешила сама побыстрее добраться до конечной цели путешествия. На юг мы шли вдоль побережья Южной Америки, не теряя берега из вида, и не сильно удаляясь в открытое море.

Вскоре жара спала, ночи стали прохладными, а в воздухе появилось сыроватое дыхание южных широт. На горизонте всё чаще вставали туманные стены, из которых неожиданно выскакивали огромные стаи птиц.

Устье Ла-Платы встретило нас тяжёлым свинцовым небом и бесконечными стаями чаек. Мы не стали задерживаться ни в Монтевидео, ни в Буэнос-Айресе: новости мы уже получили в Сантусе, а каждый день промедления мог стоить нам если не победы, то как минимум надежной базы для зимовки и старта. Запасов у нас хватало, и я отдал приказ продолжать двигаться на юг.

Чем дальше, тем тяжелее становился переход. Ветер упорно дул в лицо, волна короткая и злая швыряла «Вегу», как игрушку. Паруса рвались, снасти стонали под натугой, а на палубе постоянно висела завеса солёной мороси. Люди спали мокрыми, просыпались мокрыми и снова выходили на вахту. Снасти постоянно приходилось чинить прямо на качающейся палубе, на запасном такелаже мы сильно сэкономили…

— Вот оно, настоящее море, — мрачно заметил Корнеев, обмотав воротник бушлата шарф — Почти как Балтика, будто домой идем. Только на самом деле до дома тысячи миль и вернёмся мы туда не скоро. Если вообще вернёмся, с такой-то погодой… а впереди ещё пролив Дрейка, мать его за ногу!

— Не трави душу Егор! — огрызнулся я, тоже кутаясь в штормовку. Я сильно мерз, запасной сухой одежды у меня уже не осталось — Вернёмся, куда мы нафиг денемся! У нас экипаж из профессиональных военных моряков, должны справиться.

Когда мы миновали берег Патагонии, показавшийся нам бесконечной пустыней ветров, всё чаще начали попадаться холодные шквалы. Собаки оживились: теперь им не приходилось страдать от жары, и они тянулись к ветру, виляя хвостами. Люди же мёрзли и кашляли, но пока держались.

Однажды, в пасмурное утро, на горизонте вспыхнули странные огоньки. Сначала я подумал о маяке, но Арсений, щурясь, сказал:

— Это костры. Они прямо на лодках их жгут. Я слышал про такое.

И действительно: вскоре мы различили крошечные каноэ, а в них — темнокожих людей, закутанных в шкуры. Они поднимали копья и кричали что-то на своём языке. Их костры плясали огнём на воде, и в тот миг я понял: мы действительно вошли в пределы Огненной Земли.

Вечером мы бросили якорь в бухте у Ушуайи. Вокруг возвышались суровые горы, вершины которых скрывались в тумане, а на склонах мерцали огни стоянок дикарей. Ветер здесь был иным — ледяным, колючим, словно дышала сама Антарктида.

Мы стояли на пороге последнего рывка. Впереди были только проливы, айсберги и ледяные пустыни.

Утром, когда серый рассвет пролился над бухтой, мы впервые увидели Ушуайю. Небольшое поселение — десяток каменных и деревянных построек, жалкий дощатый причал, пара складов. На фоне мрачных гор и густого тумана всё это казалось крохотным островком цивилизации, зажатым в холодных объятиях Огненной Земли.

С берега тянуло дымом костров и чем-то резким, животным. Возле домов сновали индейцы-ямааны, закутанные в шкуры гуанако, босые, с копьями и луками. Они смотрели на нас настороженно, но без явной вражды. Между ними мелькали фигуры белых колонистов — англичан и аргентинцев, пытавшихся превратить этот дикий край в форпост.

Первым на борт «Веги» поднялся молодой чиновник в поношенном мундире аргентинского гарнизона. Его испанский был быстрым, словно он боялся, что не успеет сказать всё до того, как нас сожрёт местная непогода. Правда поняв, что мы по испанский не понимаем, он горестно вздохнул, и перешел на плохой английский. Формальности оказались короткими: мы представили бумаги, и чиновник, переглянувшись с офицером, оставшимся в шлюпке у борта «Веги», сухо кивнул — стоянка разрешена.

Мы немедленно начали пополнение запасов., спустив вельботы на воду. Из трюмов выгрузили пустые бочки под воду, матросы тянули их к ручью, стекавшему с гор. Лёд в верховьях таял, и вода была чистой и холодной, как