Одинаковые. Том 6. Революция - Сергей Насоновский

Ленин смерил меня холодным взглядом.

— Это оппортунизм Илья! Еще вы все время отказываетесь от мировой революции! Мы обязаны поддерживать братьев-социалистов в Европе, разжечь пожар пролетарской революции!

Тут вмешался Сталин, медленно выпустив дым.

— Мировая революция, Владимир Ильич, — это утопия. А ресурсы, которые мы сейчас имеем, — это реальность. Поддерживая европейских социалистов, мы лишь потратим силы и средства, жизненно необходимые здесь для модернизации России. Поймите: каким бы ни был режим в Европе, друзьями они нам не станут никогда. Это, можно сказать, другая цивилизация. Что сейчас, что сто или двести лет назад — они враждебно смотрели на Восток; так будет и впредь. Даже диалог, который мы сейчас выстраиваем с Германией, и возможный будущий торговый союз — временное явление. Будет работать лишь до тех пор, пока им это будет выгодно.

— Вы отказываетесь от учения Маркса! — голос Ленина дрожал от негодования.

— Мы применяем его к российским реалиям, — твердо сказал я. — Сначала нужно построить сильное государство. А для этого нужна сильная экономика, а не идеологические войны за рубежом. Когда мы с вами построим государство, где все люди обеспечены минимальными благами, имеют возможность трудиться, получать за это достойную плату, воспитывать и растить детей, тогда думать о мировой революции вовсе не придется — они, глядя на нас, сами пойдут по социалистическому пути развития.

— История осудит вас за это предательство! — бросил он и, хлопнув дверью, вышел из кабинета.

В комнате повисло тяжелое молчание.

— Наблюдение за ним придется усилить, — наконец сказал Сталин. — Его энергия порой пугает; один бог ведает, что может Владимир Ильич в запале выкинуть. И ведь в целом он часто говорит правильные вещи, но местами…

— Согласен, — кивнул я. — Его идеологическая работа сейчас полезна. Главное — не дать ему реальных рычагов власти и особенно возможности принимать стратегические решения. А то действительно: если мы сейчас организуем бунт в Германии, быстро в ответ получим объединенную армию Европы на своих границах.

Сталин молча кивнул и снова уткнулся в карту.

— Иосиф, Илья, — зашел в кабинет встревоженный Феликс, — полыхнуло в Польше, подробностей пока немного, но по всей видимости дело серьезное.

Глава 15

Польский вопрос. Варшавский договор

Ситуация в Польше, как и на других национальных окраинах, была действительно очень взрывоопасной. У этого явления очень давняя история, и появилось оно отнюдь не потому, что в России произошла смена власти. Возможно, сейчас это был всего лишь очередной триггер, подтолкнувший поляков к активным действиям. Из своей прошлой жизни я прекрасно помнил, как развивались отношения Польши и России на протяжении всего XX и начала XXI века. И дружескими эти отношения можно назвать разве с большой натяжкой. Поэтому и сейчас я убежден, что поляков нужно отпустить в свободное плавание. Вот только есть один немаловажный момент. Варшава находится в составе Российской империи и теперь Российской республики с 1815 года. За этот период в развитие так называемых западных территорий империи были вложены колоссальные средства. И вот так просто, за здорово живешь, отдавать государственное имущество в чужие руки было бы очень глупо.

Навряд ли поляки смогут оплатить имущество, принадлежащее нам как преемникам Российской империи; поэтому предложим им вариант полной независимости — но без включения в ее состав территорий, преимущественно населенных православным населением. Фактически это те земли, которые сейчас входят в территориальное образование «Царство польское» и которые в истории моего мира по итогам Второй мировой войны перешли в состав Советского Союза. Речь идет о Западной Украине и Западной Белоруссии. Сталину я предложил придерживаться линии Керзона, не упоминая конечно же Джорджа Натаниэля Керзона, который пока к вопросу никакого отношения не имел, а спокойно себе исполнял должность вице-короля Индии.

Я развернул на столе большую карту Западного края и ткнул пальцем в условную линию.

— Вот так примерно должна проходить граница. Независимая Польша получает этнически польские земли — Варшаву, Люблин, Лодзь. Но без Вильно, Гродно, Бреста. Эти территории исторически населены белорусами, малороссами, литовцами. Они остаются с нами.

Сталин внимательно смотрел на карту, молча затягиваясь трубкой. Дзержинский, сидевший напротив, хмурился.

— Поляки на такое не согласятся, — наконец сказал Феликс. — Они будут претендовать на земли Речи Посполитой в границах 1772 года. Для них это вопрос национальной идеи.

— А для нас — вопрос безопасности и миллионов людей, которые не хотят жить под Варшавой, — парировал я. — Мы не отдадим то, что нам принадлежит. Мы предлагаем им реальную государственность, которой они давно были лишены.

— И что, они скажут «спасибо» и уйдут с миром? — усмехнулся Сталин. — Мечтать не вредно.

— Вряд ли, — согласился я. — Поэтому предлагаю оставить на их новой территории несколько военных баз — небольших, но зубастых: с артиллерией, пулеметами, надежной связью. Их задача — быть гарантом и не допустить, чтобы наша добрая воля превратилась в плацдарм для возможного будущего удара по нам. К тому же мы не будем безоговорочно отказываться от выставления счетов за построенную за счет Российской империи инфраструктуру — железные дороги, заводы, недвижимость. По большому счету за все это вполне можно выставить счет, только платить им будет явно нечем.

— Зубастые гарнизоны, говоришь? — кивнул Дзержинский, уже оценивая возможности. — Это возможно, но в глазах поляков это будет прямая оккупация.

— Не оккупация, а страховка, — поправил я. — Одновременно потребуем подписать антивоенный договор: Польша обязуется не пропускать через свою территорию иностранные войска и не вступать в военные союзы, направленные против России. Если они начнут готовиться к войне с Россией — у нас будет полное моральное право на превентивный удар. Мы выступим не как агрессор, а как сторона, защищающая договор.

Сталин постучал пальцем по карте в районе Варшавы.

— Условия вполне логичные для нас, но подозреваю, что они на такое не подпишутся.

— Сначала предложим по-хорошему, — сказал я. — Объясним, что это — цена их независимости. Альтернатива — полное включение в состав Республики на правах автономии. Думаю, выберут первый вариант. А военные базы… со временем, когда отношения наладятся, их можно будет вывести. Нам ведь тоже на их содержание придется выделять немало средств. Сейчас на территории Царства польского около 300 тысяч наших войск — многие с семьями, и затраты на то, чтобы перевезти их в Россию и достойно разместить, будут немалые.

Дзержинский покачал головой: — Наладятся… — пробормотал он. — В это слабо верится. Но другого варианта я пока не вижу. Отпускать их совсем без узды — себе дороже. Они тут же побегут