Одинаковые. Том 6. Революция - Сергей Насоновский

— Значит, готовим предложение и усиливаем группировку войск на западной границе, — подвел итог Сталин. — Будем вести переговоры с позиции силы. Это они понимают лучше всего.

Он снова посмотрел на карту, на только что нарисованную границу.

— Ладно! Попробуем, по-твоему, Илья, — сказал он, — но, если поляки вздумают упереться, добавится проблем, а у нас и здесь дел хватает.

Поезд, на котором мы отправились в Варшаву, был бронированным — два паровоза, шесть усиленных вагонов с пулеметными гнездами. С нами — сотня бойцов из личной охраны, в основном ветераны из первого набора в «Белый ветер», а также часть людей Феликса. По сути, это был один из первых бронепоездов, которые мы начали строить еще год назад, собирая его потихоньку на заводе Кулагина. Конечно же, передвижение такой махины оставить в тайне было невозможно.

Под Брестом, на глухом перегоне среди леса, поезд резко затормозил. Впереди на путях лежали срубленные деревья. Сразу из-за насыпи раздались выстрелы. Винтовочные пули застучали по броне.

— Засада! — крикнул Никита, хватая свой ПР-92.

Пулеметы «Максим» в вагонах открыли ответный огонь. Но нападавших было много — человек двести, не меньше. Они заняли выгодные позиции на склоне, откуда весь состав был как на ладони.

— Огонь ведут беспорядочно, — заметил Сталин, пригибаясь к полу. Часть окон уже осыпалась, и решить эту проблему нам пока не удавалось.

— Нужно выбить их с высоты, — сказал я. — Коля, возьми десять человек, через аварийный выход, и в обход по левому флангу, а мы отсюда прикроем вас.

Семенов кивнул и скрылся в глубине вагона. Через минуту из-под колес поезда послышалась короткая очередь — его группа начала выдвижение. Мы усилили огонь, чтобы отвлечь внимание противника. Один из пулеметов перенес стрельбу на правый фланг, где заметили скопление нападавших. Двое наших бойцов метнули гранаты в сторону насыпи. Взрывы сбили с ног несколько фигур, смешав их с грязью. Никита с группой тоже покинул поезд.

С левого фланга донеслась внезапная стрельба — это Коля Семенов со своими зашел во фланг нападавших. С другого фланга к ним подошел Никита с двумя десятками бойцов, и после этого поляки остались в невыгодном положении. Стрельба прекратилась минут через пять.

— Готово, — прибежал запыхавшийся вестовой от Семенова. — Взяли троих живых, остальные перебиты.

Но это мне и так было прекрасно понятно — я весь бой наблюдал глазами Никиты.

Мы вышли осмотреть место. Пять наших бойцов были ранены, один убит. Насчитали сто девять тел нападавших, кто-то из них, вероятнее всего, успел уйти. Пленных, побитых, но живых, затолкали в вагон, оказав первую медицинскую помощь и, освободив пути от деревьев, двинулись дальше.

— Допрос проведем в Варшаве, — мрачно сказал я Сталину. — Узнаем, кто стоял за этим; очень интересно, кто пытался сорвать наши переговоры с поляками.

Поезд подошел к вокзалу Варшавы на закате. Нас встречали не с оркестром и не с красными коврами — у противоположной стороны перрона стояла плотная группа польских военных в мундирах, рядом — чиновники в штатском, за ними — толпа репортеров с фотоаппаратами.

Впереди всех — генерал-губернатор Царства Польского Максимович Константин Клавдиевич. Высокий, сухопарый, с седыми висками и жестким взглядом. До назначения на этот пост он был наказным атаманом Войска Донского. Он вышел вперед и поздоровался с наи за руку. Показывая на два закрытых экипажа и несколько верховых.

Неподалеку стояла группа поляков, которая также направилась здороваться. Первым был человек в темном сюртуке, с бородкой клинышком и очками. Роман Дмовский, именно он в последние месяцы громче всех требовал автономии, а теперь, судя по всему, рассчитывал вести переговоры уже о независимости. За его спиной — еще трое: один — плотный, с залысинами, явно промышленник; второй — священник в сутане; третий — молодой, с горящими глазами, типичный студент-агитатор. Эта четверка и была той самой делегацией, ратовавшей за отделение Польши.

— Ну что ж, — тихо сказал Сталин, глядя в окно вагона. — Интересная встреча: и официальная власть, и оппозиция. Думаю, переговоры будут непростые.

Сначала вышла наша охрана — бойцы в серых шинелях, затем — мы втроем: я, Сталин и Никита. Замыкали группу еще пятеро из нашей команды, включая Семенова.

Экипажи ждали у края перрона. Никита сел в первый с бойцами, а я со Сталиным — во второй. Для остальной нашей сотни стали подходить повозки, выстраивавшиеся немного в стороне. Кони тронули, и кортеж двинулся через весь город к резиденции генерал-губернатора.

Варшава выглядела настороженно. На улицах — больше патрулей, чем обычно; на перекрестках — жандармы с винтовками. Настроение толпы, ожидающей новостей, понять было сложно.

На Александровском мосту, когда экипажи как раз вышли на подъем, из-за тумбы выскочил человек со свертком в руках. Никита, сидевший в первом экипаже, мгновенно вскинул пистолет и крикнул:

— Вниз!

Выстрел — человек падает, сверток летит под колеса, и раздается взрыв.

Экипаж резко вильнул, кони заржали. Я рванул дверцу и выпрыгнул на мостовую. Вокруг был хаос: несколько случайных прохожих ранены, двое лежат вовсе неподвижно. Из нашего экипажа — двое бойцов, выполнявших роль возниц, получили осколочные: один держался за бок, второй — за плечо, лицо в крови.

Семенов склонился над упавшим бомбистом, перевернул того, сдернул с него плащ. Под ним — простая рубаха, на груди — крест.

— Мертв, — коротко доложил Коля. — Но он был не один. Я видел еще двоих — те уроды скрылись в арке сразу после взрыва.

— Раненых — в экипажи. Едем дальше, возможно, это еще не конец, — отдал я распоряжения.

Сталин, стоя у разбитого колеса, посмотрел на меня:

— Ну вот и сигнал нам, — кто-то очень хочет, чтобы мы уехали. Или, по крайней мере, чтобы наши переговоры начались с крови.

Кортеж двинулся дальше, оставив на мосту пыль, окровавленные лоскуты ткани и семь человек, которым требовалась помощь. Впереди — резиденция генерал-губернатора и встреча, от которой зависела будущая судьба Польши.

Мы ехали в сторону Санкт-Петербурга. После того бомбиста на Александровском мосту в Варшаве покушений на наши жизни больше не было. То ли у радикалов закончились все заготовки, то ли жандармы, наконец, начали работать. Мы, собственно говоря, были этому только рады.

В Варшаве мы провели ровно сутки. Переговоры после теракта откладывать не стали и начали их прямо ночью — хоть это было вовсе и не по правилам. Первоначально поляки пришли в шок от наших предложений: почему-то они были уверены, что получат все и сразу, по первому требованию. Но