Русь. Строительство империи 6 - Виктор Гросов

— Так на что ты рассчитывал, Ярополк? На что⁈ Что все вокруг такие же трусливые и недалёкие, как ты? Что все забудут твоё предательство и приползут лобызать твои сапоги только потому, что за тобой византийцы? Да тебя бы свои же на куски порвали! Никто бы тебя не принял! Ты был бы пустым местом! Предателем, сидящим на руинах под охраной чужаков! Вот твоя цена! Вот твоё «великое княжество»!

Он больше не пытался возражать. Лежал, уставившись в потолок шатра пустыми глазами. Похоже, осознание собственной дурости ударило по нему сильнее, чем мои слова. Он строил замки в облаках, не позаботившись о фундаменте. Предал всё ради мечты, которая разлетелась в пыль при первом же касании реальности.

— Я не думал… — прошептал он еле слышно. — Прости, княже… Я был слеп… Глуп…

Слеп и глуп. Но это не вызывало жалости. Разочарование было слишком глубоким. Сын Святослава… Человек, которому я доверил Киев, оказался просто недалёким, трусливым выскочкой. Это было хуже, чем если бы он был хитрым врагом. С врагом можно скрестить мечи. А что делать с этим?

Надо было решать, что делать дальше. Но остался ещё один вопрос.

— Илья, — сказал я, повернувшись к неподвижной фигуре воеводы. — Киевский воевода. Он тоже был в сговоре с византийцами? Знал о твоём плане?

Ярополк медленно перевёл взгляд на Илью.

— Нет, — ответил он тихо. — Илья не знал. Я приказал ему. Как наместник Великого князя. Сказал, что древлян надо пропустить. Что это хитрый план, согласованный с тобой, чтобы заманить их в ловушку в городе.

Я хмыкнул, не скрывая скептицизма. Хитрый план, надо же.

— И он поверил? Илья? Старый волк, битый жизнью воевода? Купился на такую чепуху?

— Он спорил, — признался Ярополк. — Не хотел подчиняться. Говорил, что это безумие, что врага в город пускать нельзя. Но я надавил. Пригрозил отстранить его, обвинить в неподчинении приказу Великого князя. Он подчинился. Но я видел, что он был против. Он просто выполнил приказ… Он не предатель. Не по своей воле.

Ярополк пытался выгородить воеводу. Может, остатки совести заговорили. Может, Илья и правда был лишь пешкой. Но для меня это мало что меняло.

— Он выполнил преступный приказ, — отрезал я. — Приказ, из-за которого город сгорел, а сотни людей погибли. Он видел, что творится, и не остановил это. Не поднял тревогу. Не попытался связаться с Добрыней. Просто подчинился. Для меня это тоже предательство. Предательство людей, которых он обязан был защищать.

Я смотрел на них — двух сломленных людей. Ярополк, раздавленный собственной глупостью и предательством, лежал, будто тень самого себя. Илья, заклеймённый мною как соучастник, пусть и невольный. Один сам растоптал свою честь, другой позволил втоптать её в грязь, подчинившись безумному приказу. Что с ними делать? Судить? Казнить? Простить? Последнее казалось просто немыслимым, особенно когда тяжёлое дыхание Добрыни, лежащего неподалёку, напоминало о цене их поступков.

Если нельзя доверять сыну Святослава, если даже легендарный киевский воевода оказался слаб, то на кого вообще можно положиться? На Ратибора, Веславу, Алёшу, Такшоня, Степана… Да, они верны. Пока верны. Но эта история с Ярополком и Ильёй дает понять, что верность — штука хрупкая, а власть и страх перед смертью могут сломать даже самых стойких.

Победа над Сфендославом, взятие Ростова, расправа с древлянами — всё это теперь казалось лишь разминкой перед настоящей битвой. Не на поле, не с мечами, а здесь — в умах и душах, в борьбе за доверие и единство Руси. А передо мной лежали два живых символа этого раскола.

С носилок Ильи донёсся тихий стон. Я обернулся. Илья Муромец шевельнулся. Его могучее тело напряглось, он снова застонал. Лицо исказила судорога, веки дрогнули, приоткрылись. Мутные глаза скользнули по своду шатра, мазнули по мне, не задерживаясь, и остановились на Ярополке.

Какое-то время он просто смотрел на княжича. Потом взгляд вернулся ко мне. В нём мелькнула тень узнавания. Илья с трудом сфокусировался, губы шевельнулись, пытаясь выдавить слова.

— Кх… княже… — голос его был слаб, но всё ещё рокотал, как далёкий гром, даже сквозь боль и немощь.

Илья, собрав силы, чуть приподнял голову, опираясь на локоть. Лицо его скривилось от боли.

— Княже Антон… — прохрипел он, тяжело дыша. — Прошу, не губи его…

Я нахмурился. Это что, серьёзно? Он в своём уме?

— Прости его, Великий князь… — Илья говорил с трудом, каждое слово вырывалось с болью, но в голосе звенела странная, почти отчаянная решимость. — Он… оступился… Молодой, горячий… Его обвели вокруг пальца… Но он…

Илья замолк, собираясь с силами, чтобы выложить главный козырь. Глянул на меня с какой-то умоляющей тоской.

— Он же… Рюрикович… Княже… Последний, кажись, из рода… Кто ещё остался? Кровь Рюрика… Нельзя её прерывать… Прости его… ради Руси…

Глава 14

Я смотрел на Илью Муромца — матерого волка, который еле очухался после страшных ран, — и слушал его осипший голос.

Илья, Илья… Видать, ты и впрямь еще толком в себя не пришел, раз такое городишь.

Последний Рюрикович. Да это ж не смягчающее обстоятельство, а самый что ни на есть приговор! Окончательный, без права обжалования. Одно дело, когда пакость творит какой-нибудь выскочка без роду без племени — с него и спрос невелик. Но когда сын великого отца, носитель славного имени, наследник… вот так, по-скотски, предает все, за что предки его кровь проливали? Это ж в сто крат гаже! Это плевок на могилу отца, на всю историю нашу. И то, что он «последний», его не спасает ничуть, а лишь глубже втаптывает в грязь предательства.

Я перевел взгляд на самого виновника. Лежит, в потолок шатра уставился, глаза стеклянные. Сын Святослава… Я-то его отца помнил — настоящий правитель. Пусть и со своими тараканами в голове, но хребет у него был, воля.

А этот… Наследничек… Тьфу!

На него косились, за спиной шушукались. Еще тогда, как Святослав сгинул. Странно ведь для всех вышло: отец в сече пал, а сынок, который рядом был. Не любили его в Киеве по-настоящему, не уважали нисколько. Боялись — может, и да. Почитали за сына Святославова — возможно. Но как сильного правителя — нет. Вечно он был тенью отца, да и то — тенью блеклой, никудышной.

И вот теперь — Киев. Спаленный Киев!