Беглый - Дмитрий Шимохин

как-то опережал нас. Население, кем-то или чем-то предупрежденное, часто высыпало на берег при виде наших плотов, приветственно махая руками. Иногда они подплывали к нам на своих легких долбленых лодках, предлагая на обмен копченую, вяленую и соленую рыбу — кету, горбушу, нерку, а также сохачье и оленье мясо, пушнину. Мы охотно меняли эти дары тайги на наш чай, соль, порох и табак.

Несколько раз гольды предлагали нам своих проводников, знающих все протоки и перекаты. Я сначала вежливо отказывался. Но однажды из-за тумана среди множества островов мы по ошибке зашли в широкую заводь, приняв ее за основное русло Амура. Потеряли целый день на это бесцельное путешествие, пока не поняли свою ошибку. После этого случая от услуг гольдов-проводников мы уже не отказывались, принимая их всегда, если представлялась такая возможность.

И наконец нам улыбнулась удача.

Долго мои расспросы не имели результата, но однажды один из таких проводников, старый нанаец по имени Анга, оказался чрезвычайно полезен. Он не только прекрасно знал реку, но и немного говорил по-русски — выучил, когда работал на русских купцов, скупавших меха.

— Анга, скажи, — обратился я к нему однажды вечером, когда мы сидели у костра на берегу, — не слыхал ли ты про ручей в этих краях, что зовется Амбани Бира? Река Тигра? Говорят, золото там есть, много золота.

Старик долго молчал, глядя на огонь, потом медленно кивнул.

— Слыхал. Давно это было. Старики сказывали, что есть такой ручей, впадает в Амур где-то здесь, с северной стороны. Вода там быстрая, холодная как лед. Только место то запретное. Духи гор его стерегут. И тигр, амба, там хозяин. Не любит он, когда чужие в его владения лезут. Многих мансов там сгубил!

— А ты сам видел тот ручей, Анга? Сможешь показать дорогу? — спросил я, стараясь скрыть волнение.

— Видел, давно, — снова кивнул старик. — Маленький был еще. Отец показывал. Сказал, не ходи туда, беда будет. Но, если очень надо… может, и смогу вспомнить. Только дорога туда трудная, через сопки да болота. И духов надо задобрить, однако.

Слова старого нанайца вселили в меня надежду. Ручей был где-то здесь, рядом!

Прошла еще пара дней нашего плавания по Амуру. Река несла свои могучие воды спокойно и величаво, и мы уже начали привыкать к этому размеренному ритму жизни. Река, еще недавно гладкая, как зеркало, пошла ходуном, волны, увенчанные белыми барашками, поднимались все выше, и удары их о борта наших плотов становились все более свирепыми и чувствительными. Полил дождь — не просто дождь, а настоящий ливень, как из ведра, холодный, хлещущий. Небо сплошь затянуло темными, косматыми тучами, стало темно, как в сумерках. Берега скрылись из глаз в пелене дождя и тумана.

— Буря! — крикнул Захар, пытаясь перекричать вой ветра. — Держись, братцы! Амур гневается!

— Ой-вэй, я же говорил, что мы тут все потонем! — запричитал Изя, вцепившись побелевшими пальцами в бревно. — Чтобы этому Амуру пусто было!

— Цыц ты, жид пархатый! — рявкнул на него Софрон, пытаясь удержать рулевое весло, которое вырывалось из рук. — Не каркай! Держись крепче, а то смоет!

О буре, конечно, никто из нас и не подумал заранее. Мы расслабились, привыкли к спокойному течению. И теперь стихия застала нас врасплох. Особенно трудно пришлось нам на плотах. Укрыться от ярости ветра и дождя было совершенно негде. Наши легкие шалаши из жердей и коры разнесло в первые же минуты, как только набежали первые порывы ветрового смерча. А тут еще надо было спасать наш драгоценный груз — тюки с чаем, мешки с провиантом, ящики с инструментом.

Мы ползали по скользким, качающимся бревнам, каждую минуту рискуя быть смытыми в ревущую воду, крепили ящики и мешки остатками веревок, заворачивали инструмент в куски брезента. Вода заливала плоты, волны перехлестывали через борта. Все промокли до нитки, зуб на зуб не попадал от холода и напряжения. Но ничего, управились. Русскому человеку все не в диковину, к трудностям нам не привыкать. Обошлось почти без потерь, если не считать нескольких смытых за борт мелких вещей.

Чтобы никого не снесло бушующими волнами, мы обвязались веревками, прикрепив их к самым толстым бревнам в центре плота. Сидели, вжавшись друг в друга, молились каждый своему богу, уповая на милость Всевышнего и на крепость нашей самодельной сплотки.

Сквозь рев ветра, хлещущие струи дождя, брызги воды и грозное шипение волн, с силой бьющих о плот, до нас с соседнего плота донеслись испуганные крики нашего силача:

— Шапку унесло! Мою шапку!

На этот отчаянный крик Софрон, не терявший присутствия духа даже в такой ситуации, зычно ответил, перекрывая шум бури:

— Была бы голова цела, а шапка новая найдется!

Буря бушевала несколько часов. Казалось, ей не будет конца. Наконец, так же внезапно, как и началась, она стала стихать. Ветер умерил ярость, дождь превратился в мелкую изморось, тучи на небе посветлели и стали расходиться. Амур, успокоившись, снова лениво катил свои воды, лишь крупные, тяжелые волны еще долго напоминали о недавнем буйстве стихии.

Когда окончательно рассвело, мы смогли оценить урон. Один из наших плотов, тот, что был поменьше и послабее связан, не выдержал напора волн и развалился на части. Бревна и остатки груза унесло течением. Мы потеряли две вязанки самого ценного инструмента — топоров и пил — и около восьми мешков с провиантом, в основном мукой и крупой. Это была серьезная потеря, но, слава Богу, все люди остались живы и здоровы, как и кони, если не считать синяков, ссадин и сильного испуга.

— Вот уж истинно, река Черного дракона! Не зря маньчжурцы и китайцы ее так называют и боятся. Они и селиться-то по ее берегам не хотят. Сколь мы уже проплыли по Амуру — одну-две захудалых деревушки китайских видели, да и то — с десяток кривых фанз да будка сторожевая на берегу. А больше — все дикая тайга да гольды по протокам, — ворчал Сафар.

После бури мы еще несколько дней плыли по Амуру, восстанавливая силы и ремонтируя уцелевший плот. Старый нанаец Анга, который перенес бурю с удивительным спокойствием, сказал, что это духи реки гневались на чужаков, но теперь, получив свою дань, они должны успокоиться.

И действительно, через пару дней плавания Анга, долго всматривавшийся в северный берег, вдруг оживился и указал рукой на узкую, едва заметную протоку, скрытую густыми зарослями ивняка.

— Туда вам дорога, — сказал