Громов: Хозяин теней 4 - Екатерина Насута

— В смысле? — я не то, чтобы совсем успокоился. И чувство вины никуда не исчезло. Полез. Потянул. И плевать мне было и на опасность, и на здоровье его. Я как-то вообще не думал о том, что у него могут быть со здоровьем проблемы.

— Как я понял, грудь обернут полотном, пропитанным какими-то там особыми грязями. Для расширения сосудов. Это облегчит и кашель, и отхождение чего-то там… сам спросишь, как вернётся.

Физиотерапия, значит?

Физиотерапия — это хорошо.

— Спрошу, — отвечаю и выдыхаю. — А…

— Еремей заглянул. Я его обратно отправил. Ни к чему, чтоб нас вместе видели. Но рад, что живы.

Правду сказал.

Я воду допил и кружку вернул. В животе заурчало, намекая, что растущий организм водичкой не обманешь.

— Ужин позже привезут. Мне подумалось, что ты хотел поговорить. И объяснить кое-что, — он задрал рукав халата, показывая широкое темное запястье, на котором выделялось белое пятно очень характерного вида.

— Ух ты… совсем ушло? — я потянулся.

— Совсем. Откуда оно у тебя?

— Тут… такое… долго рассказывать.

Вздыхаю и скребу-таки ладонь. А потом начинаю говорить. Тихо. Спокойно. Неспешно. А он вот слушает. И слушает превнимательно. И по лицу не понять, верит ли.

Я бы такой истории точно не поверил.

Реально же бредом звучит. И таким вот, в котором смешались в кучу кони, люди… ну и далее по списку. А Михаил Иванович только хмурится и с каждым словом всё сильней. Видно, что его спросить тянет, но он сдерживается.

Правильно.

Я и так не мастер повествований, а тут вон вообще.

— Вот как-то так…

Я заканчиваю на нашем отбытии в Петербург и прошу:

— Ещё попить дайте.

— Отвар, — он наполняет кружку из графина, потом делает глоток и протягивает мне.

— Да ладно, — говорю. — Вы б травить не стали. Да и… яды разные бывают. Иные вон через месяц-другой действуют.

Дознаватель хмыкает, а потом присаживается на соседнюю койку.

— Стало быть, Раповецкая святая — это ваших рук дело?

— Чего? — травы пахнут ромашкою, и вкус почти нормальный. Во всяком случае язык от горечи не сводит.

— Что, неужто не слыхал? — он не скрывает улыбки. — О чуде? Во всех газетах писали.

— Да нам как-то поначалу не до газет было. И вообще, чего там в них только не пишут, — я и от пряника, который появляется из кармана халата не отказываюсь.

— Потерпи уж, — Михаил Иванович словно извиняется. — Я пока не велел беспокоить… ты, если что, в тяжелейшем состоянии. Просто на грани жизни и смерти. Целитель героически борется за то, чтоб удержать тебя на краю.

— Ага, — говорю и в пряник зубами впиваюсь. — Так чего там со святой?

— Некая девица Алевтина, дочь Иванова, прибывши в гости к своему дядюшке в Городню вдруг исчезла. И никто-то не мог сказать, куда она подевалась. Дядюшка сперва тихо искал…

— Чтоб без скандала?

Михаил Иванович кивнул:

— Девичья репутация — вещь хрупкая. Но когда не нашли, то полицию поднял. Город перетрясли и не по разу. Даже публичные дома пересмотрели со всеми, кто близ был. Но девицы не отыскали. Главное, что из дому ушла она в домашнем платьице и туфлях…

Понимаю.

До леса в том наряде добраться было бы сложно.

— Кто-то видел будто бы какую-то машину, которая стояла близ резиденции, но сама ли собой или как, сказать сложно. Честно говоря, все не особо верили, что с нею чего-то приключилось. Подружка сердечная призналась, что имелся некий поклонник. Вот все и решили, что он девицу и украл. А значит, пару дней погодить надобно, пока молодые не вернутся с покаянием… обычное дело.

Только девица оказалась не в церкви деревенской, где сговорчивый батюшка за малую мзду повенчает, родительского благословения не испросивши, а в некоем подвале.

— И представь, каково было удивление, когда в Городню сообщили, что в местечке Раповцы, в церкви, чудесным образом возникла девица, да не сама собою, а с иконами. При том по уверениям батюшки, девица спала чудесным сном, а от неё исходило сияние.

— Сияния я не заметил. А сон… ну пришлось. Чтоб без истерик и лишнего не увидела.

— Батюшка обратился в полицию, и в Синод, само собою. Поскольку описание было довольно точным, а поиски ещё велись, то полиция отреагировала с похвальной поспешностью. На место прибыли, да и целителя прихватили. Тот и привёл спящую в сознание. А девица заявила, что ничего-то не помнит, кроме взгляда ангельского. Тут как раз и младший дознаватель явился. Не столько из-за девицы, сколько из-за икон. Но и девицу он осмотрел. А потом вызвал старшего дознавателя, поскольку почуял силу благословения, на девицу наложенного.

Напакостил ангел напоследок, выходит.

Хорошо, хоть не мне.

— А там и слухи разнеслись по округе. Иконы-то тоже благословенные…

Киваю по привычке, но спохватившись, уточняю:

— А это важно?

— Важно, — Михаил Иванович не смеется. — Ещё как… икона по сути своей что?

— Что? — переспрашиваю, потому как во всём этом не очень понимаю.

— Доска с изображением. И ничем-то изначально она не отличается от той же фотографии. Или вот ещё. Ты, к примеру, крест сделаешь. Несложное занятие, две палочки скрепить. Да только будет ли этот крест силу против тварей иметь?

Мой-то, скорее всего, будет, если задаться целью. Но смысл мне понятен.

— То есть иконы бывают разные?

— Именно. И храмовые изготовить не так-то и просто. Нет, на самом деле силу обресть и кусок газеты способен, причём не так и важно, что на нём намалёвано.

— Значение имеет вера? — уточняю.

— И она, безусловно, но… тут сложно. Не буду врать, что сам до конца понимаю. Синодские иконы пишут на дереве, как оно и заповедано. Вот только дерево это пропитывают особым составом, который силу и держит. А вот берется сила и от молитвы, и от людей. Более того, именно с людей всё и начинается. Это как дар души, что ли? Одна способна и принять в себя эту силу, и удержать.