Громов: Хозяин теней 4 - Екатерина Насута

Можно.

Отчего ж нельзя. Не понимаю, на кой им оно надо, но да, лучше бы рвануть, а то ведь нехорошо получится. У гражданина Светлого определённо возникнут вопросы, как так, что продуманная акция дважды сорвалась. И оба раза при моём случайном присутствии.

— Идёт, — говорю.

— Возражений не имею, — соглашается Михаил Иванович. — Но лучше будет, если заденет и меня. Скажем, сильный удар по голове. Сотрясение… что? Давно хотел отдохнуть. А тут такой случай. В госпитале, чай, и поспать выйдет пару часов кряду.

И не поспоришь.

— Тогда сейчас… — Карп Евстратович открывает дверь. — Заболоцкий, давай сюда… кого-кого? Всех давай! Обыск будем, а то ишь, развели…

И матом добавил, так, от души. Главное, голос обрёл немалую громкость и потому слышал приказ не только Заболоцкий.

— Надеюсь, он нас не сдаст? — шепотом говорю Михаилу Ивановичу. Тот лишь вздыхает, разводя руками:

— Всё в руках Божьих… в больничку вместе отбудем.

Нет, я, конечно, не против отдохнуть, но… Танька волноваться станет. И Мишка. И…

— Дружка своего домой отправишь. Пусть успокоит.

Вот не люблю дознавателей. Всё-то они знают, всё-то…

А рвануло, что говорится, от души. Не знаю, чего там в эту бомбу напихали помимо тьмы, волна которой прокатилась сквозь тень и, ударившись о щит Михаила Ивановича, рассыпалась прахом, но здание содрогнулось. А потом, хрустнув как-то, взяло и сложилось внутрь.

Домиком.

И по щиту, уже водянисто-прозрачному загрохотали камни. А снаружи раздался скрежет, вопли, крики… и суета опять же.

— Заболоцкий — толковый унтер, — Карп Евстратович отёр лоб платочком. — Полчаса, ну час от силы и раскопают. Как подберутся поближе, я щит уберу, будто героически держал, но сил лишился. Вы, юноша, только вид сделайте такой, внушающий сочувствие. А лучше сразу в обморок.

— И пылью вымазаться, — встрял Метелька. — Если пылью вымазаться, то сразу на покойника похожим станет…

— Ну, для покойника он чересчур активен, — Карп Евстратович платочек сложил вдвое. — Громовых, помнится, ещё осенью всех похоронили, а вы вон, вполне себе неплохо выглядите.

Да чтоб…

— Спокойно. И без глупостей. Помнится, Алексей Михайлович отзывался о вас как о крайне разумном молодом человеке, которому, если вдруг случиться встреча, стоит оказывать всяческое содействие…

Нет, ну… ну говорили же мне, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным.

Глава 13

Глава 13

В ночь на 26 января из дома сына чиновника Григория Пилина, чрез выдернутие у сенных дверей пробоя, неизвестно кем выкрадены: самовар, стоющий 8 ₽, тулуп на саксачьем меху, крытый черным сукном, в 17 ₽, пуховая подушка в 2 ₽ 50 к., две мельхиоровыя вилки — 40 к., пять металлических чайных ложек — 50 к., две серебряныя чайныя ложки в 2 ₽, а всего на сумму 30 рублей. [1]

Полицейские ведомости

В голове мелькнула мыслишка, что, если вдруг под завалами найдут покойника, этому никто не удивится. Правда, мелькнула и исчезла.

Во-первых, щит держит Карп Евстратович, а насыпало сверху от души.

Во-вторых, тогда и Михаила Ивановича убирать придётся, а два покойника на одного меня — это уже совсем подозрительно. Не говоря о том, что Михаил Иванович мне ещё пригодится.

Так что вдох.

Выдох.

И ждём. Он ведь мог промолчать. Кстати, самое разумное при сливе было бы промолчать и сделать вид, что знать он меня не знает и догадываться не догадывается.

— Как поживает Алексей Михайлович? — спрашиваю найлюбезнейшим тоном.

— А вы не слышали?

— На тот свет новости с запозданием доходят…

— Ясно. Плохо. Добрались до него. В Цюрихе. Вот аккурат на излёте зимы.

— Убили? — а если так, то и вправду жаль. Толковый мужик был. Конкретный такой.

— Нет. К счастью. Но ранен и весьма серьёзно.

— А целители?

— Целители… увы, его личная особенность такова, что от целителей мало толку. Он держится, конечно, но пока сложно сказать, выйдет ли у него не то, чтобы излечиться, но хотя бы выжить.

Говорил Карп Евстратович весьма спокойно.

— Переправить его переправили. Дирижаблем. И ныне он здесь, в Петербурге… возможно, будет желание встретиться?

Будет.

Наверное. Чтоб… будь он здоров, я бы с радостью. Алексей Михайлович во всём этом великосветском копошении прилично так разбирается. Глядишь, и подсказал бы чего толкового. Но вот если он почти покойник… нет, по-человечески стоило бы навестить.

Сочувствие там выразить.

Сказать там… хотя нет. Я помню, как меня бесили эти вежливые словеса с выражениями сочувствия вместе. Вот вроде знаешь, что вариант один, как и исход, но когда об этом тебе говорят, воспринимается острее. Будто живым хоронят.

Вперёд, так сказать.

Или…

Почти покойник — ещё не покойник. Да и… кровь-то ангельская у меня осталась. Вот интересно, кровь ангела и целительская магия — это одно и то же?

И если нет, то поможет ли она?

И если да, то стоит ли тратить? Мало ли, как оно в будущем обернётся? С таким размахом она и мне пригодится может, и Метельке, и остальным-то. С другой стороны, не понятно, есть ли у этой крови срок годности. А то, может, она давно уже выветрилась или вот-вот. Тогда и трястись над нею смысла нет.

В общем, опять одни вопросы.

А за стеной из завалов слышны голоса, суета какая-то. Копаются. Спешат спасать. Того и гляди на самом деле спасут. Тогда и поговорить толком не выйдет.

— Я бы заглянул, конечно, но вот… как-нибудь так, чтоб… незаметно, — как бы этак ему прямо намекнуть, что не стоит делиться с общественностью радостным известием о нашем воскрешении.

— Громовых официально признали мёртвыми, — а он и сам понимает всё, ишь, щурится, насмешечку прячет.

— И что? Бьют не по паспорту, а по морде. Если уж вы знаете, то мало ли кто ещё…

— Полагаете, что я… — а теперь Карп Евстратович аж вспыхнул.