Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый

— А после первого приступа и пойдем. Извещу патриарха, кабы он готовил новый крестный ход, а мы после присоединимся к владыке и войдём с ним в Кремль, — сказала Софья.

Даже и своему любимому, Василию Васильевичу Голицыну, Софья Алексеевна до конца не раскрывала суть своей интриги. Хованский мог по-разному себя повести. А от этого решение и зависело. Голицын же думал, что прямо сейчас стоит рвануть в Кремль и прикинуться, что он, как и Софья Алексеевна, и Милославский — жертва бунта Хованского.

— Ежели сейчас мы в Кремль поедем, то и приступа никакого не случится. Бунташные стрельцы могут не решиться пойти в сечу, — продолжала разъяснять Софья Алексеевна.

Они смотрели на неё в удивлении, но без всякого следа недоверия. Оставалось только поражаться коварству и находчивости царевны. Из такой оказии, когда поражение близко, она всё равно старается вытянуть победу. Или, по крайней мере, свести противостояние вничью. А это в данном случае, уже превеликая победа.

— Готовьте воззвания до бунташных стрельцов. От моего имени, что призываю их сложить оружие. Подмётные письма сии держать при себе, никому не давать читать. Но токмо же будет понятно, что приступ провалился — в сей же час подмётные письма повсеместно распространить, — приказывала Софья Алексеевна.

Она предполагала, что подобные листовки смогут сделать из царевны Софьи Алексеевны главного примирителя. И тогда, если она и не станет править Россией, то, по крайней мере, политический вес при себе будет иметь. Она же примеряла! А там… ещё можно бороться. И не было ещё на свете бессмертных людей. Мало ли, и Пётр умрёт от какой хвори?

Нарышкиным свара не нужна. А ещё Нарышкины не должны пойти на углубление конфликта. Ведь у Милославских хватает сторонников ещё и в среде поместных дворян и бояр. Так что примирение неизбежно. Да и какое примирение, ежели не ссорились? Хованский — вот первопричина всех бед и бунта. Ну, а что до Толстых… С ними нужно кончать, хоть и родственнички. Их лица слишком часто мелькали на сборищах стрельцов.

* * *

Сотники и другие командиры отрядов нависли над большой картой укреплений Кремля. Были тут и стрельцы моего полка, стремянные, командиры отрядов боевых людей бояр, командиры немецкого ополчения из Кукуйской слободы.

Два подростка, один десятилетний, другой пятнадцатилетний, также стояли здесь, у стола. Причём, если другие теснились, толкаясь плечами, то царь Пётр Алексеевич и возможный второй царь Иван Алексеевич — тесного соседства не имели и занимали целую грань стола, как четыре взрослых мужа.

А нет — ещё Григорий Григорьевич Ромодановский ни с кем не толкался плечами. Кто ж его, князя, толкать будет! Но пришёл же Григорий Григорьевич, делегировали его от Малой Боярской думы.

Впрочем, к присутствию Ромодановского я отношусь, скорее, положительно. Ведь речь идёт не о том, чтобы мне самоутверждаться или тешить своё самолюбие. Вопрос о главном сражении «кремлёвского сидения».

— Всем ли понятно, где чьё место? — спросил я.

Кто смолчал, а кто кивнул, вот и весь ответ.

— Что скажешь, боярин? — обратился я к Ромодановскому. — Ты, яко мудрый воевода, подскажешь чего?

Умные люди от дельных советов не бегают. Я действительно искал ошибки и прорехи в своём плане обороны Кремля. И считал, что если многоопытный Ромодановский увидит какую-то оплошность, то лучше пусть её произнесёт, так сказать, мокнёт меня носом. Зато вовремя недочёты все исправим.

Ведь я человек, конечно, опытный. Вопрос только, какой это опыт. Можно даже сказать, что я оборонял крепости или что-то похожее на них. Но в моём распоряжении были крупнокалиберные пулемёты, миномёты, снайперы и автоматы с оптикой. Были там дроны, которые показывали все передвижения противника. Это, конечно, другая специфика, немного имеющая общества с современностью.

— Твои быстрые сотни — зело мудрёно… — после долгой паузы неспешно стал говорить Ромодановский, расчёсывая пальцами свою бороду. — Токмо вылазка — зело опасное дело. В ином же и не скажу ничего дурного али сомнительного. Но я буду стоять недалече. И коли что не так… То мне брать под свою руку всех стрельцов.

После этих слов я даже удостоил Ромодановского поклоном. Я-то подозревал, что он захочет критиковать меня. Причём, если на «экзамене» я не страшился почти никаких вопросов, то здесь, где присутствует государь, всё-таки есть мне разница, что выслушивать, критики опасался больше всего.

Ведь учитель для своего ученика должен быть авторитетом непререкаемым. И подобная, пусть скупо выраженная, похвала от Ромодановского многого стоит.

Впрочем, я для него тоже уже сделал немало. Как минимум, Григорий Григорьевич меня поблагодарил за то, что я стал виновником примирения его с двоюродным братом. Они нашли общий язык и поделили спорные земли. Ну а я, стало быть, спас нынче горячо любимого родственника. И по всем здешним понятиям Ромодановские мне должны.

Признаться, я бы не отказался и от небольшой доли того, что они там делили со своим братом. Правильно говорят, что аппетит приходит во время еды. И той почти тысячи рублей, огромнейших денег, которые мне достались в качестве доли за разграбленные, ну или спасённые усадьбы, уже и мало кажется…

— Проверим, яко все выучили знаки! — сказал я, подходя в угол комнаты, где лежали флаги.

— Красный! — сказал я, беря в руки красный флаг.

Указал рукой на сотника Алексея Матвеевича, командира боевого отряда Юрия Ивановича Ромодановского. Ему в подчинение я добавил ещё сотню боевых людей, не состоящих в стрелецких полках, но прибывших на помощь Кремлю.

— Зело трудно дело, потребна подмога, — верно ответил Алексей Дробатый.

Был ещё зелёный флаг — это обозначение, что участок не подвергается опасности. Жёлтый флаг означал, что противник намеревается атаковать данный участок стены. Были и другие цвета.

Найдя подзорную трубу, я намеревался находиться на Спасских воротах и оттуда командовать боем. Но с этим современным с оптическим прибором было бы не понять, что происходит на том или другом участке обороны. Ну, а с флагами более-менее всё ясно.

Флаги были все-то тряпицами. И не было ни времени, ни рациональной причины, чтобы что-то написать на материи, или же придать тряпицам правильные формы. Вот только царица, по всему видать, и не только она, лишиться одного-двух платьев. С кремлевских запасов тканей брали тряпицы.

Или бояре трусы цветные носят? И я лишил Матвеева трусов? Тьфу!

— Сотник Волкович, — обратился я к одному из командиров группы быстрого реагирования. —