Деньги не пахнут 5 - Константин Владимирович Ежов

"Если это последствия той истории, молчать не стану, – кипел он. – Подниму всех. "Эпикура" не отступит".

Но ответ Платонова прозвучал спокойно, даже устало:

"Нет, это не связано с тем делом. Статья лживая".

Слова Уитмера смягчились, но сомнение осталось.

"Тогда почему такие слухи? Почему именно сейчас?"

"Потому что… в них всё же есть крупица истины. Недавно пришлось участвовать в деле о клевете. Только противник – не Белая Акула".

"Ты лично? Не компания?"

"Лично. Влез туда, куда не следовало…"

Голос Сергея звучал так, будто в нём поселилась усталость. Каждый слог отдавался эхом в трубке. На настойчивые расспросы Уитмера он лишь тихо произнёс:

"Пока дело не закрыто, раскрывать ничего не могу. Разберусь сам. Твоя поддержка и так многое значит".

После коротких гудков тишина в кабинете стала звенящей. Уитмер смотрел на экран, где угасала надпись вызова, и в груди росла тяжесть. Человек, которому он обязан всем, теперь нуждался в защите.

Спустя несколько минут, не раздумывая, он вошёл в свой аккаунт в соцсетях.

Пальцы замерли над клавиатурой, а потом решительно заскользили по ней:

"Законы о клевете не должны становиться оружием против тех, кто говорит правду. Давление на смелых – это предательство истины. Мы ответим на это давлению сопротивлением."

Никнейм "Касатка" прозвучал в конце как клич боевого барабана. Уитмер знал, что за этим словом скрывался Платонов. И теперь тот, кто некогда защищал других, сам получил щит.

Холмс, конечно, не видела этой публикации. Но её заметили другие. Активисты движения Black Lives Matter, чьи ленты пылали тревогой и гневом, подхватили послание.

Сначала их реакция была сдержанной – шум в таблоидах редко заслуживал внимания. Но теперь, с появлением хэштега "Касатка", сомнения исчезли. Всё оказалось правдой.

"Значит, это не слух? Всё по-настоящему?"

"Неужели Белая Акула мстит ему?"

"Почему же сам Касатка сказал, что это ложь?"

"Наверное, связан обещанием. Раз доверился Уитмеру – значит, правда за ним."

Вскоре обсуждение вспыхнуло, как сухая трава под искрой. Комментарии наполнились гневом и решимостью. Для многих Платонов стал больше, чем человеком – символом. Тем, кто говорил правду, когда другие молчали. Герой, вставший против холодного капитала и бездушных корпораций.

Он защищал идею, в которую верили тысячи, – бренд, пропитанный духом справедливости, музыкой улиц, запахом пота и хлеба, сделанного своими руками.

А теперь Белая Акула, воплощение той самой алчности, обрушилась на него?

Гнев превратился в пламя.

Соцсети захлестнула лавина сообщений:

"Началась расправа белых привилегированных. "

"Касатка – наш герой. Удар по нему – удар по каждому из нас"

Посты множились с неистовством летнего шторма. Экран телефонов светился жаром сочувствия и ярости. Хэштег вспыхнул в трендах, а рядом с ним уверенно стоял другой. Так сеть гудела, как улей, а где-то в её глубинах рождалась новая легенда – легенда о человеке, которого пытались заставить замолчать, но вместо этого сделали символом.

Августовская жара 2014 года висела над Америкой, будто густой дым перед грозой. В Донбассе вовсю разгоралась война за независимость от захватившего власть в Киеве нацистского режима. Воздух в США был натянут до предела – стоило лишь искре упасть, и всё вспыхнуло бы в одно мгновение. Страна дышала злостью, отчаянием и страхом, как пороховая бочка, ожидающая спички.

В это время одно судебное дело, казалось бы, незначительное, вздрогнуло эхом на весь континент. Его невозможно было игнорировать – слишком уж точно совпало с моментом, когда общество стояло на грани взрыва.

За несколько недель до этого в Сети появилось видео: темнокожий мужчина в Нью-Йорке умирал под руками полицейских. Люди ещё не успели оправиться от шока, как в Миссури полицейская пуля оборвала жизнь восемнадцатилетнего парня. Волна возмущения поднялась с юга и севера, слилась в ревущее море. В толпе пахло потом, горелой резиной, свежей краской с плакатов и горячим воздухом, дрожащим над асфальтом.

Движение BLM расправляло крылья, превращаясь из лозунга на плакате в стихию, гремящую по всей стране. И вдруг – новый удар. Герой, которого считали символом чёрной гордости и сопротивления, Сергей Платонов, оказался втянут в судебный процесс. Против него – компания, давно ассоциировавшаяся с белым высокомерием.

Сеть загудела, словно пчелиный рой. Комментарии, хэштеги, крики, проклятия – всё смешалось в цифровом вихре.

"Послушай, Уайт Шарк! Справедливость не покупается за деньги!"

"Когда же вы научитесь уважать меньшинства? Извинения – немедленно!"

"Это расизм, скрытый за костюмами и капиталом!"

Молния возмущения ударила из самой сердцевины общественного мнения. Белый Акула – символ силы и денег – оказался в эпицентре шторма. Репутация, выстраиваемая годами, рушилась под натиском гнева, который невозможно было ни купить, ни затушить.

Пиар-служба металась, выпуская заявления, которые лишь подливали масла в огонь. Заголовки вспыхивали один за другим:

"Уайт Шарк отрицает иск против Платонова… но правда ли это?"

"Почему оправдания Белого Акулы не звучат убедительно?"

Газеты смаковали подробности, искажая слова, переворачивая смысл. Любая попытка оправдаться выглядела жалко и фальшиво.

От отчаяния Акула пошёл на крайний шаг – пригласил Сергея Платонова на матч "Янкиз", в легендарную зону Legends Suite. Хруст бокалов, запах дорогого виски, улыбки на камеру, официанты с безупречными жестами – всё выглядело как сцена примирения из рекламного ролика. Платонов, расслабленный и кажущийся довольным, даже тихо насвистывал, глядя, как над полем тянется летучий мяч.

Но публика не купилась.

"Думают, что фото на стадионе нас убедят?"

"Настоящее примирение не делают под вспышками камер!"

"Очередной пиар-ход. Где правда?"

Возмущение снова поднялось. А вскоре подключились и крупные СМИ, уже не жёлтые, а серьёзные. Репортёры принялись копать глубже, и вскоре правда вырвалась наружу.

"Не Уайт Шарк, а Theranos подала в суд на Сергея Платонова – прошлые сообщения опровергнуты."

Словно кто-то открыл окно в душной комнате – напряжение спало, воздух стал легче. Белый Акула вздохнул с облегчением, но теперь стрелки повернулись в другую сторону.

"Что за компания такая – Theranos?"

"Так значит, не Акула виноват? Ну и осрамился народ…"

"Да ладно, всё равно это капитал против правды. Хоть Шарк, хоть Theranos – два сапога пара."

Любопытство сменило гнев, и толпа, шумно переговариваясь, начала искать новое имя для ненависти. В поисковиках одно слово поднималось всё выше и выше – "Элизабет Холмс".

Имя, за которым пахло стерильными лабораториями, утренним кофе с железным привкусом и чем-то ещё – странной смесью амбиций, страха и власти. С этого момента история принимала новый оборот.

В