Суворовец. Том 2 - Анна Наумова

— Вроде родня у него сюда переехала! — тоже шепнул я в ответ. — Взводный говорил, что…

И увидев, как зашевелилось одеяло на угловой кровати, свернул разговорчики.

— Спи давай, Илюх! Завтра нас опять гонять будут!

Казалось бы, совсем недавно я пропустил новогодние куранты, защищаясь во дворе от гопников вместе со своим другом Илюхой. Недавно сидел в «Сайгоне», слушая песни молодого «Гребня». Шлялся по новогоднему Ленинграду в компании «Бондаря» и «Бати», который теперь постигал азы военного дела в Ленинградском СВУ. Отпаивал рассолом похмельного Илюху «Бондаря», который таки умудрился впервые в жизни накидаться и потом целый день корил себя за алкогольную невоздержанность. Наш сосед по комнате, рядом с которым мы почивали на матрасах, все-таки налил «Бондарю» какого-то пойла.

А теперь — все, как всегда. Забор, казарма, столовая, классы… И, конечно же, плац, по которому я, кажется, прошагал за все время строевой сотню километров, старательно чеканя шаг.

Потекли дальше размеренные суворовские будни. С подъемом, учебой, строевой, самоподготовкой, нарядами, двойками, залетами, увалами и, конечно же, тайными свиданиями у забора…

И наконец настало время долгожданного увольнения.

— Привет, ребят! — раздался чей-то мелодичный голосок.

Я обернулся.

Ба! Знакомые все лица!

У входа в училище стояла наша юная коллега по игре в «города». Это с ней мы коротали длинный путь в плацкарте из Москвы в Ленинград. Почти как у Радищева. Только наоборот.

Маринка. Синеглазая и с косой толщиной в руку. Все в том же пальтишке, шапочке с помпоном и разноцветном вязаном шарфике. Стоит у парадного входа в училище, мерзнет, стучит одним каблучком о другой…

— Привет… Погоди! — я ошарашенно уставился на знакомую из поезда. «Бондарь» тоже, как ее увидел, глаза вытаращил. — А ты-то тут какими судьбами?

Маринка снова стрельнула глазками «в угол, на нос, на объект» и мило засмущалась.

В целом, можно было и не спрашивать. Ясно, какими «судьбами» испокон веков тусуются девчонки у дверей военных училищ. Парней своих ждут, томятся в ожидании.

Стало быть, и у Маринки тут кавалер имеется… Интересно, кто бы этот мог быть? Может, наш «старшак» Саня Раменский? Кажется, ему такая красавица очень даже была бы под стать.

— Как дела, ребята? — радушно спросила у нас с приятелем Маринка.

На мой вопрос о цели визита хитрая красавица так и не ответила. Сделала вид, что глуховата, и живенько сменила тему. Хитрюга.

— Как каникулы прошли?

— Быстро! — честно признался девушке прямолинейный Илюха «Бондарь». — Будто только вчера с сумками домой к себе чапали… А уже снова на учебу…

— Ну ничего… Зато в увольнение сегодня отпустили… Как в Ленинград-то съездили? — замерзшая Маринка потирала ручки в пушистых варежках и время от времени поглядывала на часы.

— Шикарно! — я аж зажмурился, вспоминая наше с приятелем путешествие в Северную столицу семидесятых. — По городу побродили… Коней Клодта посмотрели… Фотографий наделали! Илюха у нас мастерски фотографирует! Вот, проявит скоро…

О визите в «Сайгон», где я вживую увидел молодого Гребенщикова, я рассказывать не стал. Вряд ли Маринка вообще знает, кто это. Вот подрастет и уж тогда запоет про «город золотой». А пока эта песня, кажись, даже еще не вышла…

— Здорово! — восхитилась новая знакомая. — Илья, ты молодец, что фотографией увлекаешься! А я только на денек… К бабушке с дедушкой на юбилей свадьбы ездила. Только разок и успела по-быстрому пройтись по Невскому… Даже не заходила никуда. Пробежалась — и к бабушке, в Купчино. Такая дыра, вы себе даже не представляете… Андрей, а что это за кони… Кло… Кло… как его там?

— Клодта! — пояснил я. — Скульптор был такой — Клодт. Он этих коней и сделал. Ты их точно проходила, когда гуляла. Это у Аничкова дворца. Он так называется, потому что…

— Марин! — раздался чей-то резкий голос.

К нам, широко шагая, хмуро подошел еще один бывший попутчик.

— Марин! — бесцеремонно вмешался в разговор Лобанов, прерывая мой рассказ о достопримечательностях Ленинграда. — Пойдем! Нам пора! Кино через час начинается!

Я совершенно не удивился

Вот бука! Даже не поздоровался с девчонкой. А она чуть ноги не отморозила, ожидая его у входа!

— О! Привет, Кирилл! А я тебя и не заметила. Пора так пора! — весело тряхнула головкой в шапке необидчивая Маринка. — Ну ладно, пойдем! Пока, ребят!

И бывшая попутчица, одарив нас лучезарной улыбкой, двинулась вслед за своим вечно недовольным спутником.

Маринка с Кириллом зашагали к метро. Я краем глаза успел перехватить недовольный взгляд Лобанова. Новенький однокашник зыркал на меня, словно солдат на вошь. Будто в чем-то меня подозревал.

— Ого! — удивился приятель. — Так он, стало быть, стрельнул все-таки у нее телефончик? И на свиданку позвал? Ушлый пацанчик…

— Стало быть, так! — согласился я. И вынужденно признал: — А не таким уж и тюхой-матюхой оказался наш новенький! Я его недооценивал. В поезде-то все сидел, губы дул, пока мы с тобой Маринку чаем да конфетами угощали. Видать, догнал ее потом все-таки и телефончик стрельнул. Вовремя сообразил, что поезд уходит, и включил четвертую передачу.

— А я кое-что понял!

— Что ты понял, «Бондарь»? Чему равен синус двойного угла? — поддел я приятеля. Нагнулся, с удовольствием слепил снежок и запустил в него.

— Да какой нафиг синус двойного угла? Лобанов тебя ревнует к Маринке! — констатировал бесхитростный и прямолинейный Илюха, отскакивая в сторону. — Точняк ревнует! Да-да! Я еще в поезде заметил, как он на тебя зыркал! А сегодня снова…

— Да брось! Он, походу, на всех так зыркает! — пожал я плечами. — Просто он по жизни такой мрачный тип. Ладно, хорош булки мять. Увал-то не резиновый, да? Пойдем! Меня Настя уже тоже на «Пушкинской» ждет. Да и Лилечка твоя тебя дома заждалась…

И мы двинулись к метро «Бабушкинская», вслед за новоиспеченной парочкой.

* * *

Уже через пару недель после начала второй четверти я четко понял, что слово «зануда» по отношению к моему новому однокашнику даже близко не отражает всей действительности. Кирилл Лобанов, которого ребята во взводе сразу прозвали «Лбом», был занудой не в квадрате. И даже не в кубе. Он был занудой в шестьдесят четвертой степени.

А еще упертым, как баран. И несговорчивым.

Пацаны из нашего взвода в начале четверти решили малость схитрить, чтобы не учить «никому не