Большая черная дыра - Amazerak

— Не, — Георгий мечтательно улыбнулся. — Не повысят. Губанов меня терпеть не может.

— Да плевать на него.

Замолчали. Расшатанная крестьянская телега раскачивалась на ухабах, усыпляя Георгия, свесившего голову на грудь. Тяжёлые веки опускались сами собой. За последнюю неделю не было ни одной ночи, когда удалось бы поспать больше двух-трёх часов. А ведь во время болезни нужны отдых, горячий чай с малиной и имбирём или какое-нибудь средство от простуды. Но нельзя было остановиться, да и негде, а тёплой пищей вряд ли покормят в ближайшее время, ведь все походные кухни потерялись в бесконечной сутолоке обозов.

Вдалеке послышались привычные щелчки, напоминающие выстрелы винтовок. Вначале подумалось, что кто-то случайно открыл пальбу, но грохот не смолкал, а, наоборот, только усиливался. Возы остановились, а по толпе пробежал ропот зловещим предчувствием.

— Стреляют?

— Да что там такое?

— Опять германы?

Радостное чувство, поддерживающее Георгия на протяжении столь мучительного пути, мгновенно рассеялось, изничтоженное колючими ростками тревоги. Германцы перерезали и этот маршрут. Кольцо смерти сжималось вокруг бегущих солдат.

— Рота, походной колонной по четыре стройсь! — скомандовал прапорщик, фамилию которого Георгий даже не знал.

Георгий спрыгнул с воза и вместе со всеми встал в строй, скорее напоминающий толпу. Гаврила не присоединился к данному мероприятию, но ни прапорщик, ни унтер-офицеры этого не заметили. Губанов куда-то убежал, прочие остались ждать. Над дорогой пронеслись команды. Подразделения, затерявшиеся среди обозов, готовились к бою. Прапорщик приказал спустить пулемёт с телеги. К нему уже была привязана верёвка так, чтобы тянуть могли два человека одновременно. Патроны прихватил Филипп, а Степан остался приглядывать за лошадью и больным Гаврилой.

— Что с ним? — прапорщик, наконец, заметил валяющегося в соломе солдата.

— Не может идти, ваше благородие. Рана загноилась, — ответил Георгий. — В перевязочный пункт нужно.

— Ясно. Тогда пусть остаётся. Потом разберёмся.

Батальон собирался долго, но, в конце концов, разбредшихся по дороге солдат удалось согнать в одно место, и подразделение стало протискиваться между очередями повозок туда, где гремел бой. Строй, которого и не было толком, окончательно развалился.

Сражение близилось, и сердце заколотилось чаще. Так тяжело было расставаться с мечтами о сытом отдыхе в уютных казармах и возвращаться к мыслям о неизбежности смерти. Ещё и ответственность появилась, она волоклась следом на верёвке небольшим стальным механизмом. Пулемёт мог решить исход битвы, и сейчас это грозное оружие было в руках Георгия.

Пальба гремела уже совсем близко. Среди ружейных щелчков постукивали пулемётные очереди. Обозники прятались за своими возами, кто-то постреливал наугад. Рота, так и не сумев выстроиться цепью, гурьбой полезла по сугробам в лес. В густом снегу, покрывшемся морозной коркой, вязли сапоги, но люди упорно шли вперёд за своими командирами.

Георгий и Филипп Башмаков сразу же отстали от тех, кому не требовалось волочить за собой лишние шестьдесят килограмм. Георгий торопился, постоянно запинался и едва не падал. Дыхание срывалось, ноги дрожали от напряжения. Но дьявольская машинка за спиной была слишком важна для успешной атаки, чтобы позволить себе опоздать.

Впереди захлопали выстрелы. Отрывисто засвистели пули, барабаня о стволы сосен. Рота залегла, ведя ответный огонь. Упали в снег и Георгий с Филиппом, стали всматриваться в стену стволов, но противника не видели. Следующая рота держалась в хвосте первой, но потом свернула в чащу, чтобы занять позицию где-то там.

— Пулемёт, на позицию! Сюда, сюда! — заорал и замахал рукой капитан Голиков, укрывшийся за толстой сосной. — Вы там где застряли?

Ползком, удерживая верёвку, Георгий пополз вперёд, Филипп помогал. Пули всё яростнее щебетали над головами зарывшихся в снег солдат. Никак не получалось забыть о них, особенно когда очередной кусочек свинца глухо стукался о соседнее дерево.

— Вот туда! Быстро, быстро! — орал раздражённый капитан на запоздавших пулемётчиков. — Чего возитесь?

Георгий, развернул орудие в нужном направлении и прицелился. Филипп зарядил ленту. Отсюда противник был виден, хотя деревья и кусты сильно мешали обзоры. Германцы тоже залегли, не прекращая стрелять, и их офицер тоже орал на своих солдат, но только на чужом, каркающем языке.

Настроив целик, Георгий бил короткими очередями туда, где замечал движение. Ладони до посинения сжали деревянные ручки, взгляд напряжённо выискивал цель. А вражеские пули как будто чаще зацокали о стволы сосен, пытаясь достать пулемётчиков.

Солдат, лежащий под соседним деревом, приподнялся, чтобы сделать выстрел, и захрипел. Услышав этот жуткий звук, Георгий обернулся. Невысокий мужик в рваной на плече шинели зажимал шею, откуда тонкой струйкой била кровь, орошая снег вокруг. В глазах солдата читалось недоумение, такое же, как и во взгляде убитого германского кавалериста.

— Надо перевязать, — Георгий на миг растерялся, разрываясь между желанием помочь раненому и необходимостью вести огонь по врагу.

— А? Чего? — переспросил Филипп.

— Перевязать, говорю, надо! Его.

— Да погоди ты. Герман в атаку пошёл. Стреляй, стреляй давай!

От дерева к дереву перебегали фигуры в зеленоватых шинелях, и было их очень много. Лес кишел германскими солдатами. Пальцы вдавили гашетку, и пули злыми стайками полетели среди сосен. Вначале они не попадали никуда, но уже четвёртая очередь скосила противника, а потом упали ещё двое, так удачно оказавшиеся на линии огня.

Бой грохотал и справа, и слева. Чаща наполнилась криками и сухими хлопками. Свинцовые осы метались среди сосен. Казалось, только подними голову — ужалят насмерть. Недалеко что-то взорвалось несколько раз — то ли гранаты, то ли мины.

Георгий не мог не думать о летающей над головой смертью, но пытался сосредоточиться на вражеских солдатах, резво снующих между деревьями. Стрелял нечасто. Экономил патроны, коих оставалось всего три ленты. Сектор обстрела был слишком узок, а противники постоянно прятались.

Ещё трое германцев упали, срубленные очередями, один из них вопил и словно звал кого-то. Двое залегли, вжавшись снег, другие подходить ближе не рискнули, а спрятались за деревьями, время от времени выглядывали с винтовками наготове. Георгий отрывисто на гашетку, отсекая по три-четыре патрона и не давая германцам прицелиться, но тех было слишком много, они заставляли нервничать. А лента становилась всё короче и короче.

— Рота, вперёд! — диким зверем зарычал капитан Голиков. — Вперёд! Ура!

И этот рёв поднял людей с земли, и те, подчиняясь единому порыву, бросились в чащу, полную противника. И только раненный в шею боец никуда не пошёл. Он остался лежать под сосной в алом снегу, прикрыв рану рукой. В его застывших навсегда глазах замерло страшное осознание, пришедшее в последний миг.

Германец, устроившийся под кустом, приподнял голову, чтобы поудобнее прицелиться. Георгий в это время как раз выискивал следующую жертву. Ствол громкое выплюнул три пули, каска с острым шипом подскочила вверх.