Большая черная дыра - Amazerak

насыпали по горсти конфет. Каждый завернул себе немного чая. На полу валялась амбарная книга с частично вырванными страницами. Георгий выдрал оставшуюся бумагу и прихватил толстую верёвку, найденную за прилавком.

— Тебе это всё зачем? — удивился Гаврила.

— Бумага — зад подтирать. А верёвка — для пулемёта. Ручка очень короткая, тащить за собой неудобно.

— А, вон оно что.

— Всё уходим.

Георгий смотал верёвку поплотнее и пристегнул к ранцу и вместе со спутником поспешно покинул заведение. Уже на улице ополоснул из фляги яблоко и с жадностью вгрызся в него зубами. Кисловатое и твёрдое, оно тем не менее показалось сейчас самой вкусной на свете пищей, особенно после опостылевших сухарей, которые закончились ещё ночью.

Возле брошенных повозок шнырял какой-то тип в шинели, осматривал содержимое, словно искал что-то. Из-за угла выехали десяток казаков и поскакали по улице. Пропуская их, к стенке прижался мужчина в поношенном штатском пальто и мятом картузе. Город производил удручающее впечатление. Он был брошен, оставлен на произвол судьбы.

В центральной части все улицы были вымощены камнем, но это не спасало их от бесконечной грязи, растасканной повсюду копытами, подошвами и колёсами. Несколько лошадей топтались у коновязи. У крыльца большого трёхэтажного дома беседовали четыре офицера, чуть в стороне расположилась на привале группа солдат. Вездесущие возы стояли вдоль обочины, в них грузили какие-то тюки и мебель. Да и штатских лиц здесь наблюдалось гораздо больше, чем в других частях города.

По дороге промчался торопящийся всадник, выскочил из седла, привязал скакуна к фонарному столбу, впопыхах отдал честь беседовавшим офицерам и побежал в здание.

— Слишком много офицерья, — произнёс опасливо Гаврила. — Нам бы здесь не мелькать лишний раз.

— Мы что-то плохое делаем? — удивился Георгий.

— Да всякое, знаешь ли, могут подумать… Два солдата шастают невесть где… Подозрительно.

— Не хочешь идти, жди здесь. Я сам спрошу. Иначе мы будем шататься по городу до скончания веков. А я устал.

— Ну, дело твоё, — махнул рукой Гаврила.

Георгий направился к четырём обер-офицерам.

— Здравия желаю, господа офицеры, — он приложил пальцы к папахе. — Разрешите обратиться.

— А ты ещё кто-такой? — недоверчиво покосился на него рослый подполковник в фуражке, самый старший по званию.

— Рядовой Степанов, ваше высокоблагородие. Двести двенадцатый полк, пятьдесят третья дивизия. Мы прибыли сегодня в Сувалки, ищем наши обозы. Быть может, кто-то из вас видел или знает?

— Откуда прибыли?

— Из-под Марьянки. Вчера там были серьёзные бои. Два наших батальона погибли почти полностью.

— Марьянка? Это где вообще? — подполковник посмотрел на офицеров, но те только пожали плечами. — А, впрочем, неважно. Обозы двести двенадцатого полка я не видел, но штаб пятьдесят третьей дивизии сейчас стоит на восточной окраине. Тебе там надо спрашивать.

Возле крыльца затормозил открытый автомобиль, из него вышел коренастый генерал с крупной головой и закрученными молодецкими усищами на одутловатом лице. Офицеры вытянулись по стойке смирно и отдали честь. Генерал небрежно коснулся козырька пальцами затянутой в чёрную перчатку руки и зашёл в здание в сопровождении ещё одного военного. Георгий заметил, что на позолоченных погонах звёзды отсутствовали.

— Или вон, у командующего корпусом спроси, — усмехнулся подполковник.

— Это он только что приехал? — уточнил Георгий.

— Да, генерал Булгаков собственной персоной. Только шучу я. Лучше туда не суйся, в штабу сейчас такая суматоха, что не до тебя. Они сами не знают, кто где бивакируется.

— Благодарю за информацию, ваше высокоблагородие.

Вернувшись к Гавриле, Георгий передал ему слова подполковника. Но прежде чем отправиться на восточную окраину, присели отдохнуть на сваленные у стены дома пустые зелёные ящики от патронов. Рядом люди в шинелях грузили в большую повозку стол и стулья.

— Куда собираетесь? — спросил Георгий.

— Дык в Гродно, куды ж ещё? — удивился бородатый мужичок в сдвинутой на затылок папахе. — Отступаем.

— Получается, город оборонять не будут?

— А кто ж его знает. Что начальство скажет, то мы выполняем. Вон генеральскую мебель грузим. Всё, баста, видать, совсем уходим.

Печальные догадки подтвердились: армия не собиралась оборонять город, а просто убегала. Почему-то стало обидно и досадно. Георгий прислонился спиной к стене дома, достал очередное подгнившее яблоко и откусил кислую мякоть. Слабость разливалась по всему телу, поясницу ломило. Самочувствие было настолько поганым, что хотелось лечь и помереть. Никогда ему ещё не было так плохо.

Рядом сидел Гаврила — бледный, ослабший. Курил последнюю сигарету. На лбу его появилась испарина, он сжимал губы и тяжело дышал. Никуда бежать он и не думал. То ли боялся, что его сдадут, то ли доводы подействовали, то ли не решался дезертировать в одиночку. В конце концов, часто бывает так, что на словах человек храбр, как десять львов, может горы свернуть, а когда до дела доходит, сразу в кусты.

Гаврила посмотрел на опухшую руку и поморщился.

— Болит? — спросил Георгий.

— Болит.

— Ты на перевязочный пункт сходит, пусть обработают чем-нибудь.

— Да куда мне? Там и без меня забот полно.

— Сходи, а то рука загниёт — отрежут. Можем вернуться. Перевязочный пункт там где-то остановился. А на восточную окраину всё равно кто-то другой пошёл, — предлагая такой вариант, Георгий больше думал о том, чтобы снова оказаться в тёплой, натопленной комнате. Путь через полгорода представлялся ему настоящей пыткой. — Может, заодно и мне что-то от простуды дадут.

— Тоже болеешь?

— Ещё бы! Двое суток с мокрыми ногами. Сапог порвался.

— Да уж… у меня ничего не порвалось, а всё равно вода хлюпала. Чёрт знает что. В таких условиях не то что воевать — жить не хочется. Гоняют туда-сюда без отдыха, кормить не кормят толком, ещё и одежды сухой нет. Куда это годится? Как такая армия кого-то победить сможет? А германец, собака, поди, сытый, полон сил.

Георгий ничего не ответил. Закрыл глаза и предался слабости. А перед мысленным взором снова всплыла физиономия убитого германского кавалериста.

— Ну что, пойдём? — откуда-то извне донёсся голос Гаврилы.

— А? Куда? — Георгий открыл глаза и растерянно посмотрел на приятеля.

— На перевязку, сам же говорил.

— А, да, точно. Пошли.

Перевязочный пункт третьего батальона располагался в одноэтажной деревянной постройке за особняком. Солдаты, облепленные грязными, серыми бинтами с засохшими следами крови, сидели и лежали кто в телегах, кто на снегу перед крыльцом. Каждый что-то ждал: одни — перевязки, другие — отправки. Из дома доносились дикие вопли, переходящие в визг, от которых содрогалось всё человеческое естество.

Георгий заметил слепого поручика, сидевшего в окружении других раненых солдат из двести двенадцатого полка — все, кому утром унтер Пятаков велел идти на поезд.

— Э, братцы, а вас разве не отвели на поезд? — спросил Гаврила, тоже