Большая черная дыра - Amazerak

ни о чём не думал, кроме сна. Хотел вспомнить жену, сына, родителей — тех, кто когда-то был ему дорог, но перед глазами стояла лишь усатая рожа германца, протыкаемого штыком. Образ это крепко отпечаталось в мозгу.

Прежде Георгию не приходилось убивать собственными руками, глядя врагу в глаза. Тот кавалерист стал первым. Но до чего же легко это далось! Никаких колебаний, никаких угрызений совести. И только усатая физиономия с недоумевающим взглядом постоянно появлялась перед мысленным взором, стоило зажмуриться.

Открыв глаза, Георгий снова обнаружил себя в тумане среди множества солдат, ждущих приказа идти в атаку. Тот прозвучал, словно гром с неба, и пронёсся многоголосием над рваной землёй. И тогда сотни серых шинелей вылезли из окопов и побежали вперёд с криками «Ура!» Вместе с ними шёл и Георгий, перебирая ватными ногами по сугробам и рытвинам.

Но вот туман рассеялся, и впереди показалась огромная бездна. Солдаты неровными рядами мчались к ней и падали цепь за цепью. Они словно не видели, куда идут. А Георгий видел, и он не хотел свалиться туда, но непреодолимая сила влекла его за собой, чтобы сбросить в бездонную яму, которая неумолимо приближалась с каждой минутой…

Он проснулся раньше, чем достиг края бездны. Вскочил и долго сидел на полу, обливаясь холодным потом и прокручивая в голове дурацкий, назойливый сон.

Побаливало горло, появились сопли, слегка знобило. Как бы организм ни сопротивлялся, но простуда оказалась сильнее. Замёрзшие, мокрые ноги, плохое питание, жуткая усталость подкосили его. Самочувствие ухудшалось, и ничего с этим сделать было невозможно. Даже отлежаться не получится, ведь скоро офицеры либо заставят куда-то идти, либо бросят в атаку.

Сквозь помутневшие, высокие окна пробивался тусклый свет слякотного, пасмурного утра. Он падал на перепачканные шинели, на бинты с засохшей, почерневшей кровью, на землистые, огрубелые лица. В полумраке большой комнаты на полу храпели, ворочались, кашляли солдаты. Один что-то бормотал во сне, его голос то становился громче, то почти затихал. Второй время от времени звал матушку.

Эти люди видели боль и смерть, прошли по грязи и снегу десятки, если не сотни вёрст, перенесли пытку артобстрелами, пулемётным и ружейным огнём. А ведь ещё совсем недавно они были обычными крестьянами, конторскими служащими, лавочниками, приказчиками, извозчиками. Они жили каждый своими заботами, мелкими невзгодами и радостями, и не ведали настоящего ужаса. А теперь на их головы обрушился молот войны, убивая и калеча всех без разбора.

Но те, кто спал сейчас в особняке, оказались наиболее везучими. Многих из них даже не ранило, а другие отделались мелкими царапинами, ссадинами, ушибами.

У стены стоял старинный шкаф с резными узорами и стеклянными дверцами, где когда-то хранился семейный фарфор или хрусталь, в углу тяжёлые напольные часы отстукивали секунды, качая маятником, а рядом висела большая старинная картина с сосновым лесом, обрамлённая пышной, позолоченной рамкой. По центру комнаты из стены выпирала высокая, до самого потолка печь, обложенная изразцовой плиткой. Остальную мебель вынесли и, вероятно, использовали в качестве топлива для печек и костров. На улице тоже разместились солдаты, и сквозь толстые стены в мир спящих проникали человеческие и лошадиные голоса.

Хотелось спать, но постоянно что-то мешало. То солдаты рядом шевелились и ворочались, то какой-то бедолага с воплем, что в него попали, вскочил, разбудив соседей, а те обложили его чёрной руганью, то вонь от сохнущих портянок вызывала рвотный рефлекс.

Георгий встал, обмотал ноги почти высохшими лоскутами шерстяной материи и сунул опостылевшие сапоги, накинул шинель на плечи и, поёжившись от озноба, вышел из комнаты.

Наверх вела лестница с резными перилами, устланная ковром, истоптанным грязными подошвами. На стене висело зеркало, и Георгий подошёл к нему. В отражении был паренёк с осунувшимся лицом, впалыми щеками и пустым, бесцветным взглядом. Над верхней губой и на бороде пробивалась молодая растительность. Однако черты узнавались легко. Физиономию эту в прошлой жизни приходилось видеть очень часто.

Точной копией Георгия местный Жора Степанов не был, по крайней мере, ростом паренёк не вышел. Но если бы он хорошо питался с младенчества, возможно, вымахал бы до привычных ста восьмидесяти трёх, а так — метр семьдесят пять максимум.

На втором этаже раздались всхлипы. Георгию захотелось посмотреть, у кого случилась истерика, но он медлил. Наверху отдыхали офицеры и, возможно, не стоило туда соваться. И всё же пошёл. Тихо поднялся по ступеням и застыл. У окна спиной к лестнице стоял поручик Веселовский. Его плечи вздрагивали, а из груди вырвались сдавленные звуки, похожие на стон. Пожалуй, не стоило ему мешать. Всё равно словами горю не поможешь. Георгий уже хотел спуститься, но случайно шаркнул ногой по ковру.

— Кто здесь? — резко обернулся поручик и уставил на незваного гостя пятнами засохшей крови на серой повязке.

Георгий не ответил и медленно спустился на первый этаж.

Из-за другой двери доносились голоса, стук посуды, клацанье железа. Там расположились десятка два солдат, обложенные ранцами и прочим барахлом. Кто-то чистил винтовку, кто-то спал, кто-то завтракал. Раздразнённый запахом пищи, желудок вновь напомнил о себе. Сухари почти закончились, на дне сумки остались жалкие крохи, а обшарить вещи убитых ни Георгий, ни его спутники не успели: были заняты поиском телеги для пулемёта.

Решив поспать ещё немного, он вернулся в комнату, да так и замер в дверях. В углу стоял человек в офицерском мундире с эполетами, в фуражке и высоких сапогах. Незнакомец был неестественно длинным, чуть ли не под потолок ростом, а лицо его скрывала тень. Георгий отшатнулся. Чем-то потусторонним веяло от незваного гостя. Жуткая чёрная фигура казалась призраком, а то и демоном, явившимся с того света.

Душу сжала костлявая рука ужаса. Георгий выскочил из комнаты и выбежал на улицу. На каменном крыльце, украшенном декоративными мраморными вазами, сидели солдаты, болтали о чём-то, дымили самокрутками и ржали, как кони.

— А хотите ещё анекдот? — спросил один из них и уставился на Георгия, пулей выскочившего из двери. — Э, ты чего, брат?

Георгий помолчал немного, собираясь с мыслями, и произнёс:

— Да так… подышать захотелось свежим воздухом. В груди спёрло.

— Да… бывает, — боец затянулся самокруткой последний раз и выбросил окурок в снег. — Слышал, вы в самое пекло попали.

— Не то слово, — Георгий спустился по ступеням и отправился под навес, где стояла привязанная лошадёнка. Подумал, раз уж не спится, то хоть дела какие-то надо сделать.

Унтер-офицер Пятаков скоро поднял своих, и Георгий вернулся в комнату. Загадочной фигуры в помещении больше не было, но разум дорисовывал её очертания. Жуткий гость незримо присутствовал здесь.

Пятаков