Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Он посмотрел на Вдовиченко.

- Хорошая работа, Максим! Ты убил половину отряда.

- Поздравляю с боевым крещением, - добавил Северин.

Максим усмехнулся. От признания ему было приятно.

Одежду с крестами бросили кучей у мертвых, а оружие и остальные пожитки загрузили на лошадей и двинулись в новый лагерь.

- Хороших коней сейчас трудно раздобыть, - сказал Филипп.

— Очень тяжело. Эти трое пригодятся.

И дальше они молча ехали, пока не добрались набитой сушеными травами тележки, стоявшей прямо посреди степи.

– Ох и запах от вашего сена! — Чернововк потер нос. – Дух забивает!

У Максима даже глаза слезились.

– Так и надо, – кивнул Филипп. — Гончакам труднее уловить наши запахи.

Возле тележки дотлив обложенный камешками костер, рядом кто-то тихо похрапывал.

— Утро вечера мудрее, да?

– Да. Крепких снов, брат. Рад, что нашел тебя.

– Взаим, Щезник.

Те еще чудаки, решил Вдовиченко. Его распирало от пережитого: засада, погоня, убитые борзые, вырезанные знаки! Волчья жизнь исчезала, от чего было стыдно: будто он снова предал память семьи. Под общий храп Максим долго ерзал, стараясь подобрать слова к собственным чувствам, пока сон не утомил его...

Кто-то осторожно тыкал пальцем в ухо. Раздосадованный такой бесцеремонностью, Максим открыл глаза и вскрикнул от удивления: на него пялилась голова, покрытая отталкивающими шрамами. Над ухом торчали облезшие перья павлина.

Это должна быть Савка. Чернововк рассказывал, как плен у недобитков Свободной Стаи искалечил тело и разум жизнерадостного юноши, превратив в странного странника. Савка сидел на корточках, и на Максимов вскрик отпрыгнул, как жаба. Выставил вперед руку, в которой сжимал кривенькую куклу-мотанку.

– Белый волк! Мама поздравляет тебя!

– А?

— Доброе утро, — Северин разжигал костер. – Вижу, ты познакомился с Павликом.

Савка обернулся на свое прозвище, расплылся в глупой улыбке:

– Черный волк! Долго не виделись!

— Да виделись только, — улыбнулся тот. — Расскажи лучше, что у тебя за игрушка такая.

– Мама, – Савка приложил куклу к уху. — Мама передает привет Черному волку!

– И ей так же.

— Мама говорит, что Черный волк отравлен, — Савка заломил брови в испуге. - Ловушка. Темнота. Холод...

Северин нахмурился, а Савкова харамарканье стало совершенно непонятным. Он испуганно заглядывался в огонек костра, расшатывался, прижимал к уху мотанку и якобы забыл о мире вокруг.

Его транс перебил Филиппово возвращение. Длинноволосый сероманец, одетый в пыльные серые одеяния, вооруженный луком и стрелами, принес тройку подполенных кроликов. Савка радостно вскрикнул, подхватил добычу и принялся умело ее беловать, зажав мотанку между плечом и ухом.

– Никогда с ней не расстается, – указал Филипп на куклу. - Смастерил ее собственноручно. Олицетворяет Веру Забилу.

– Вот оно что, – кивнул Северин. – Теперь понятно.

Кто такая Вера Забила, подумал Максим, когда Филипп перевел на него взгляд.

– А ты любопытный, – он внимательно разглядел альбиноса. - Оборотень наоборот. Волк в человеческой шкуре.

- Я долго был волком, - признался Вдовиченко. – А теперь не знаю, кто я.

- Так же, брат, - Филипп сел рядом. От него пахло волком гораздо сильнее, чем от Северина. – Ты не из Ордена. Не привык убивать. Я уже несколько месяцев не убивал... Но на волчьей тропе каждый сеет смерть. Ты боишься смерти?

— Да, — смутился Максим.

— Пусть тебе никогда не придется пересечь границу, по которой приближению собственной смерти радуешься, словно встрече с любимой.

Максим почесал лоб.

– Извини, – Филипп улыбнулся. - Не бери в голову. Когда месяцами за компанию сам брат Павич, то невольно начинаешь разговаривать загадками.

Савка в ответ высунул язык и издал длинный, до отвращения правдоподобный звук высвобожденных газов. Филипп осуждающе поцокал языком в сторону Савки и снова повернулся к Максиму:

— Расскажи-ка, откуда ты.

— Пусть лучше Северин...

Максим натянул шляпу по самые глаза.

— У Щезника у меня столько вопросов, что пусть побережется. Рассказывай свою историю сам, — приказал Филипп.

Затыкаясь, Вдовиченко заговорил — о детстве, возвращении, убитом брате, скитаниях, попытке мести, ранения, волчьих годах, встрече с Северином... Накопленные слова выстраивались, выискивались, превращались в предложения, бежали мостиками между его мыслями и устами. Завершил он свое повествование признанием, что почти забыл волчью жизнь, но человеческого до сих пор не понимает.

– Никто его не понимает, – сказал Филипп. – Спасибо, что поделился.

Максим кивнул.

— Поздравляю с возвращением к миру людей, брат! Думаю, я могу звать тебя братом, хотя ты не имеешь клямр... Надо придумать ему прозвище, Щезник.

– Брат Снежок? — отозвался Северин, помогавший Савке резать выпотрошенных кроликов.

- Плохое слово! Я же не собачка, — отказал Максим обиженно.

– Беляк. Будешь братом Биляком, - сказал Филипп. – Меня можешь звать Варганом, Савку – Павликом, а Северина – Щезником.

Биляк... Максим прошептал слово несколько раз подряд — звучало остро и дерзко.

– Теперь, Щезник, твоя очередь, – Олефир перевел взгляд на Северина. — Я был убежден, что ты не погиб, но из слов Павича сумел разобрать лишь какие-то проблемы в Потойбичче.

Чернововк рассказал уже знакомую историю от ограбления банка до спасения ним. Савка тем временем жарил крольчатину над углем, и Максим поймал себя на том, что аромат жареного мяса привлекает его сильнее запаха сырой плоти.

— Жаль потерянного года... Но хорошо, что ты выбрался оттуда, — Филипп выпил воды и Вдовиченко заметил, что его резцы слишком длинные. – После начала войны мы живем здесь. Удачно избегали борзых благодаря сообщениям потусторонних друзей Павла... Однако в последние месяцы они смолкли. Будто вымерли.

- Пустошь. Страх. Надвигает буря, — пробормотал Савка.

– Непросто ловить смысл в его пророчествах, – Филипп улыбнулся. — В общем... Живем понемногу. Собираем зелье, продаем, путешествуем... Ты, наверное, не знаешь, что мой дом сожгли борзые. Иронически, не правда ли? Такое возмездие за устроенные мной пожары.

– Твоя библиотека тоже сгорела?

- Важнейшие книги я успел перевезти в Аскольд, - Филипп коснулся огрызка уха. — На самом деле, брат, я должен был бежать сюда гораздо раньше... Подальше от людей, подальше от всех. Я очень опасен, Щезник.

- Зверь?

Снова этот Зверь! Короткое, безобразное слово.

— Я думал, что уничтожил его... Наивный истукан, — в словах Филиппа плескалась боль. – На самом деле я просто разбил зеркало. Зверь до сих пор живет