Отец Народа - Роман Г. Артемьев

На мгновение мне показалось, что он сейчас взорвётся. Лицо у Ломка покраснело, глаза выпучились, рука диранула ворот рубашки. Затем он заорал. Если суммировать его речь за последующие пять минут, выкинув нецензурщину, то выходило, что с некоторых пор у мужика мечта — не выходить за пределы деревни. Ни по какому поводу. Не нужна ему магия, и лес с чудищами тем более не нужен. Тут он сбился на перечисление происходивших с ним в прошлом казусов, довольно опасных, причем особое внимание уделил наполовину откушенной недавно жопе. Волк укусил, ага. Обуреваемый экспрессией, Ломок даже хотел продемонстрировать шрам на пострадавшем филее, но его развезло окончательно, и он не смог подняться на ноги, хотя куртку скинул.

В чём-то я его понимаю, самому иногда хочется забиться в глушь и не отсвечивать. Стратегия провальная, да. Но хочется.

Пока мужик переживал отходняк, сначала пуская сопли и слёзы, а затем заснув, Святослав отправился по его следам. Искать отброшенные при бегстве вещи. Тем временем я рисовал договор. Занятие довольно сложное, потому что каждый договор по своей сути является одноразовым артефактом, в момент активации связывающим три объекта — заказчика, исполнителя и алтарь Народа. Речь идёт о персоналках, клановые контракты действуют немного иначе. За счет связей исполнитель, в данном случае Святослав, может достаточно быстро перемещаться к заказчику, может поддерживать с ним мысленную связь, обмениваться энергией, и кое-что ещё. Так как на прокол пространства силы требуется много, алтарь служит батарейкой, а заодно элементом, уравновешивающим систему. Изготовить договор сложно, мастер должен владеть некоторыми очень специфическими навыками, не всякий маг высшего круга справится. Хорошо ещё, что у меня с собой имелась заготовка, поэтому дело ограничилось внесением образца ауры Ломка и записью условий.

Ещё час ждать пришлось, пока он хоть немного проспится.

— Держи, — сунул я ему в руки свиток. — Читать умеешь?

— Не особо, — лесовик, сощурившись и шевеля губами, разбирал буквы.

Порыв двинуть ему в ухо удалось подавить с некоторым трудом. Что за доверчивость? Я же ему всё, что угодно, мог написать! Конечно, мой Народ репутацию бережет и обязательства выполняет, но всё равно!

— Короче. Вы договаривались на пять золотых, верно?

— Верно, — с подозрением посмотрел на меня Ломок.

— Я даю десять, но вдобавок ты в своем трактире будешь постоянно держать комнату для кого-то из наших. И помогать станешь, если они кое-какой товар в обход таможни потащат. Тоже не за просто так. Согласен?

— Конечно согласен, господин!

— Тогда мажь палец кровью и прикладывай внизу.

Ещё бы ему не согласиться, они тут все контрабандисты. Не особо и скрываются.

Едва второй оттиск, с кровью Святослава, украсил договор, как пергамент рассыпался золотыми искрами. Ради персоналок нет смысла создавать способный выдержать напор энергии материальный носитель. Ритуал завершён, соглашение оформлено и зафиксировано, поэтому повеселевшая парочка отправилась в село лесовиков, исполненная благостных надежд. Получивший деньги Ломок предвкушал, что наконец-то перестанет ходить в ненавистный лес, его визави надеялся в скором будущем ощутить улучшение физической формы, рост интеллектуальных способностей и повышенное внимание противоположного пола. Ну а я пошел домой. Здесь мои дела были закончены.

Глава 13

Фамилий у нас нет за ненадобностью. Когда требуется точно идентифицировать личность, говорят «сын или внук такого-то», широко используют прозвища, часто приплетают должность, могут циферку следом за именем в документах поставить. Причем в течении жизни идентификатор меняется, например, Татьяну в юности звали Непоседой, а теперь говорят просто «Главврач».

Хотя сидеть без дела она по-прежнему не способна.

— Глава, я на рынок сбегаю!

— Чего ты там забыла?

— Посмотрю, может, что полезное куплю!

— Танюш, мы находимся на постоялом дворе провинциального городка, стоящего на половине пути между Триединством и столицей. На рынке здесь торгуют картошкой и хомутами, могут ещё лошадь подковать. Купцов много, да, но они не торгуют — они ночуют, чтобы утром дальше уехать. Ничего ты тут не купишь!

— Ну а вдруг!

— После обследования, — вздохнул я. — Вместе сходим. Дарина просила персиков купить.

— Вот! А ты говоришь — нет ничего!

Мы практически не закупаем еду в мире людей. Нас в своё время пытались шантажировать поставками пищи, с тех пор продовольствие либо выращиваем сами, либо, меньшую часть, берем у соседей. Фрукты и сладости у енотов, морепродукты у крабов. Взамен предлагаем кроличье мясо и, изредка, молоко, причем надо понимать, что наши кролики на земных слабо похожи, а молоко получаем от одомашненных местных оленей. Да, называем их козами, но по факту это олени. Как следствие, свинина, говядина, домашняя птица на стол попадают редко, точно так же высоко ценятся выращенные в людском мире фрукты и овощи.

Перед возвращением надо круг сыра купить. Сыр — лучший подарок женщине.

— Знаешь, что я больше всего не люблю у людей? — вздохнув, спросила Татьяна. Она стояла у окна, мрачно глядя на улицу. — Запахи.

— Запахи? Ты же можешь отключить обоняние.

— Нельзя. Я массу вещей через нос узнаю, диагноз с его помощью ставлю. И в бытовом смысле без обоняния никак, оно только зрению по важности уступает. Но! — она развернулась и застыла в красивой позе, лицом ко мне, одновременно рукой указывая на окно. — Стоит оказаться в любом человеческом городе, как сразу становится невозможно дышать из-за всепроникающей вони!

— Ты просто редко покидаешь лепесток, иначе притерпелась бы.

— Я не хочу! Что им стоит построить хотя бы примитивную канализацию⁈

— Почему они не строят инфраструктуру, ты знаешь не хуже меня. Дорого. К тому же, на бедняков им плевать, а у богачей есть доступ к качественной медицине, эпидемий они не боятся. Логика безжалостная, но рабочая. Ты не можешь её принять из-за того, что воспитана в совершенно других ценностях. У нас окружающим гадить не принято.

Потому что окружают по умолчанию свои.

О том, что современная культура и мораль Народа сложились во многом случайно, я упоминать не стал. Мы, первое поколение, вышли из сложного общества, в определенном смысле более равнодушного, безжалостного к своим членам, чем любое из нынешних. Когда поначалу перед нами встал вопрос «каким образом выжить и не скатиться в дикость», соблазн решить его за чужой счет появлялся не раз. Счастье великое, в группе подобрались приличные личности. Не идеальные, вовсе нет, просто не подонки и не дураки. Быстро сообразили, что