Лилит - Никки Мармери

Девушка выдала себя, бросив взгляд на Асмодея.

Иафет взорвался:

– Безотцовщина! Сын шлюхи! Он отмечен дьяволом: у него по четыре пальца на ногах!

Норея влепила ему пощечину. Иафет схватился за наливающийся красным след от пятерни.

– Что скажешь, брат? – требовательно обратился он к Симу. – Отдашь за меня дочь?

Самбет ухватилась за эту тонкую соломинку:

– Он говорит «нет»! Разве не так, муж мой?

Сим неловко закашлялся.

– Не смей отвечать за него! Брат, говори!

– Элишева готова к замужеству, – пробормотал Сим. – Ей нужен муж. Иафету нужна жена.

– Трус! – бушевала Самбет. – Мы все видели, что он сделал с Арадкой!

Она увела дрожащую дочь.

Асмодей удостоил меня гневным взглядом за молчание и поднял руку, прося слова.

– Почему не я? Я уже взрослый и полон сил. Разве у Иафета недостаточно детей?

– Он мой сын! – дрожащим старческим голосом воскликнул Ной. – Я патриарх и один признан праведным. Мое семя даст начало племенам человеческим. Моих потомков будет столько, сколько звезд на небе, сколько песчинок на морском берегу!

Норея махнула рукой в сторону уходящей Элишевы.

– Она тоже твое семя, олух! Ее дети будут от твоего рода, за кого бы она ни вышла. Или она не в счет, как и прочие дочери, когда тебе было приказано спасать отпрысков своих?

– Вы забываете, – обратилась я к Ною, – что Асмодей тоже был спасен. Разве Всемогущий не направил меня на ковчег, чтобы мой ребенок выжил, чтобы его семя процветало так же, как и ваше?

Иафет плюнул мне под ноги.

– Думаешь, мы поверим в эту чушь? Кто ты такая, чтобы говорить с моим отцом? Незамужняя женщина, упрямая и капризная!

– Хватит! – крикнул Ной. – Я попрошу у Всевышнего знак, чтобы выбрать, кто из двоих, Иафет или Асмодей, станет мужем Элишевы.

Вы и без меня знаете, чем кончилось дело. Я даже не слушала, в чем состояло откровение, когда о нем объявили. Наверное, голубка присела на хижину Иафета. Или дым от сжигаемых приношений потянулся в его сторону. Или мул обличительно заржал, когда Асмодей проходил мимо.

Интересно, что знаки всегда оказываются в пользу того, кто их толкует.

Проклят Ханаан

Итак, они поженились – Иафет и Элишева.

До чего же неуместно невесте рыдать всю свадьбу, ее матери плакать, отцу отводить глаза в сторону, а бабке браниться вполголоса. На женихе не было венца, потому что мать отказалась его делать.

Радость жизни покинула Васемафу, которая поняла, что дальше наступит ее очередь. Прежде веселая девушка, чей смех наполнял деревню, теперь она украдкой наблюдала за мужчинами вокруг свадебного стола. В чьи руки угодит она?

Асмодею было невыносимо видеть свадьбу, и на все три дня пиршества он ушел из деревни с Малакбелом. Вместе они отправились вниз по реке, к пастбищам и низинам.

На закате третьего дня Элишева переехала в дом мужа. Она пересекла деревню, плетясь за родителями со склоненной головой и закрытым лицом. Не хватало только ярма и уздечки.

Стоял сезон сбора оливок, и я была рада предлогу остаться у большого каменного пресса рядом с жилищем молодоженов. Поднялась полная кроваво-красная луна, осветившая корзины со свежесобранными плодами у моих ног. Сквозь скрип копыт осла, крутившего огромный жернов, я слышала, как кулаки Иафета бьют по телу жены.

Но самое ужасное всегда приходит неожиданно. Оно подкрадывается, когда мы смотрим в другую сторону. И пока я наблюдала за домом новобрачных, в другом месте всходило семя моей собственной трагедии, распространяя корни под фиговым деревом, где распластался пьяный Ной.

И случилось так, что на следующий день после завершения той злосчастной свадьбы на наше поселение обрушилось второе бедствие.

* * *

Три дня Ной наливался вином по уши. Он почти не выходил из-за длинного стола возле виноградника, только по ночам ложился подремать прямо на землю, будто беспомощный младенец. Мы не обращали на него внимания, привыкнув к такой картине. Но наутро после того, как Элишева переехала в дом Иафета, меня разбудили крики и смех.

Хам спешил прочь от виноградников к своему жилищу. Лицо у него было багровым, темные кудри разметались по плечам. Позади на нетвердых ногах стоял растрепанный отец. Его одежды были изодраны, и в них зияли дыры, выставляя наготу напоказ. Ной тыкал пальцем вслед уходящему сыну.

– Позор! Он осквернил меня!

Распахнулись двери, на улицу высунулись заспанные лица. Мокрые мальчишки, возвращавшиеся с реки, остановились как вкопанные. Норея вышла из своего жилища с Аной на руках.

– Что еще за глупости, старик?

– Он подошел ко мне, – причитал Ной, – и увидел меня нагим. Он осквернил священный завет между отцом и сыном. Грязное беззаконие! Нечестивый Хам!

– Да мы все видим тебя нагим! – заорала Норея. – Прикройся, осел бесстыжий!

– Я хочу сказать, что он пытался познать меня! – верещал патриарх. – Возлечь со мной, как мужчина с женщиной!

– Я пытался отнести тебя в постель, – простонал Хам. – Чтобы ты перестал позорить сыновей своих и смущать внуков своих беспробудным пьянством. Но ты решил позориться дальше, безмозглый старый козел!

Ноя было уже не унять.

– У моего сына противоестественные желания, мы все это знаем и помним его преступление до потопа! Он – скверна!

Сим и Иафет вышли из своих домов. Отводя глаза, они завернули отца в одеяло и повели его прочь, а тот все продолжал орать и размахивать руками в сторону Хама. Когда патриарха привели к дому, Норея не пустила мужа внутрь, и его отвели в жилище Сима. Хам скрылся в своей хижине. Мальчишки разошлись по домам поесть. Кроме сыновей Сима, которые неловко топтались на пороге, не желая видеть деда в неприличном виде. Я позвала их и накормила всех пятерых, пока они сидели, молча скрестив ноги, на полу моего жилища.

* * *

Разве Ною не было стыдно? Разве не хотелось ему бежать прочь из деревни, чтобы не встречаться с нами взглядами, укрыться в темной пещере и вечно сожалеть о своем пьяном бесчестии?

Позднее в тот же день, к вечернему жертвоприношению, он вышел из хижины Сима трезвым и одетым и направился к алтарю как ни в чем не бывало.

Мы все присутствовали там: Хам, разгневанный сын, прикусивший язык; Норея, насмешливая жена, нетерпеливо притопывающая ногой; Элишева, юная невестка с покрасневшими от слез глазами. Асмодей тоже вернулся из странствий по долинам, но держался поодаль, и мне было больно видеть его уныние и боль.

Сим принес безупречного годовалого ягненка. Ной забил его, оросил кровью алтарь и возложил тушу на огонь. Перед