Сталь и пепел - Дмитрий Ворон

— Я не могу… — начал я, но он перебил.

— Можешь. Ты будешь нашим глазам там, где моих не хватит. Или, когда меня не будет. — В его голосе не было трагизма. Была простая солдатская прагматика. — И учись быстрее читать свои символы. Коршун старый волк. Он не тронет тебя просто так. Но если почует прямую угрозу… он перегрызёт глотку. Будь осторожен. Но не останавливайся.

С этими словами он развернулся и бесшумно растворился в ночи, как и появился.

Я стоял, сжимая в руке прохладную металлическую трубку. Это был не просто подарок. Это был акт инвестиции. Сова вкладывал ресурс в меня, видя потенциальную отдачу. Это доверие было тяжелее любой похвалы.

Я вернулся в барак, спрятал трубу в свой нехитрый скарб и лёг. Но сон не шёл. Слова Совы висели в темноте. «Коршун боится… Он устал… Ты горишь».

Он был прав. Моё пламя было холодным, рациональным, но оно горело. Долгом перед Лирэном. Жаждой контроля в этом хаосе. Необходимостью стать сильнее, чтобы защитить тех, кого теперь, по странному стечению обстоятельств, становилось всё больше: Мира и Лиана где-то там, в деревне… а теперь ещё и родня Совы. И, возможно, сам Сова.

Я осознал, что перестал быть одиноким агентом в чужом теле. Я стал узлом в сети. Слабые, почти невидимые нити тянулись от меня: к Элви и другим «шнырям» в старой жизни, к Коршуну (связь напряжения и скрытого уважения), к Кроту (молчаливое признание профессионала), к Рогару (уважение силы), а теперь и к Сове — осознанный стратегический союз.

И всё это — ещё до первого настоящего боевого задания в составе разведвзвода. Всё это — в тишине, в тени, в промежутках между тренировками тела и ума.

Глава 25

Задача не отдавала ни славой, ни опасностью. Она пахла сырой землёй, прелой листвой и долгим, тоскливым ожиданием. Меня выдернули с планового патруля, когда я чистил лук. Коршун, не глядя в глаза, ткнул пальцем в грубую карту, разложенную на ящике.

— Дорога на Старую Мельницу. Три дня. Смотри, слушай, считай. Всё, что движется. Никаких контактов. Меньше шума — лучше для всех. Если что-то пахнет серьёзным — сигнал дымом и отход на точку «Камень». Понял?

Он поднял на меня свой единственный глаз. В нём не было ожидания вопросов. Был приказ, отточенный годами отправки людей на смерть и на дерьмовую работу. «Меньше шума — лучше для всех». Это было не о скрытности. Это о нём. О том, что моё присутствие в бараке после истории с головами стало для него постоянным раздражителем. Он отсылал проблему подальше, в глушь. Давал ей задание, где она могла или доказать пользу, или тихо сгинуть, не создав лишней головной боли. Чистая, циничная логика. Я её уважал.

— Понял, — кивнул я, свернул свою долю провианта в плащ и вышел, даже не прощаясь. Проводы здесь были дурной приметой.

Дорога на Старую Мельницу была не дорогой, а призраком дороги. Заросшая колея, теряющаяся среди корней и бурелома. Идеальное место для негласных встреч, переброски шпионов или просто для того, чтобы бесследно исчезнуть. Первый день прошёл в режиме живого сканера. Я занял позицию на скальном выступе в двухстах метрах от колеи, с хорошим обзором. Никаких костров, никаких резких движений. Питался холодной лепёшкой и вяленым мясом, пил воду из кожаного мешка, растягивая на сутки. Всё по протоколу выживания в условиях наблюдения.

Движения были. Одинокий торговец с тощей лошадью. Стая одичавших собак, рыскающих в поисках падали. Дважды пролетели вороны, слишком низко и целенаправленно — значит, где-то рядом была свежая смерть. Но не на дороге. Я отмечал всё в памяти, раскладывая по полочкам: время, направление, детали. Информация — единственная валюта, которую я мог принести Коршуну.

На второй день, ближе к вечеру, ветер сменился, потянув из чащи не запахом хвои и грибов, а чем-то металлическим и сладковатым. Кровь. Не свежая, а уже начавшая бродить в тепле. Я замер, сузив восприятие. Звуки леса здесь были приглушёнными, настороженными. Птицы молчали. Насекомые — тоже. Чаща молчала слишком громко.

Логика диктовала остаться на месте. Задача — наблюдение за дорогой. Чаща — не моя зона ответственности. Но протокол внутреннего расследования был чётче: необъяснённая аномалия в районе оперативной деятельности является угрозой до выяснения обстоятельств. Игнорировать её — значит позволить угрозе развиться у себя в тылу.

Я бесшумно сполз с выступa и растворился в зелёном полумраке подлеска. Идти пришлось против ветра, используя каждую складку местности, каждое дерево как укрытие. Запах крови усиливался, смешиваясь с запахом разворочённой земли и… испражнений. Страха.

Следы нашёл через десять минут. Не просто сломанные ветки. Это была полоса смерти. Кусты вырваны с корнем, мох содран до глины, на стволах свежие, глубокие зарубки — не от топора, а от чего-то тяжёлого и с рваными краями. Копьё? Алебарда? И кровь. Её было много. Она чёрными, липкими озёрами просочилась в мох, брызгами украсила папоротник.

Я остановился, вжавшись в ствол сосны, и провёл полную остановку. Двадцать вдохов-выдохов, затушивших адреналин. Слух на максимум. Ни стонов, ни хрипов. Ни тяжёлого дыхания раненого зверя. Только назойливое жужжание мух, слетевшихся на пир.

Значит, всё кончено. Или почти кончено.

Я пошёл по кровавой тропе, не как следопыт, а как сапёр, проверяющий минное поле. Каждый шаг — оценка грунта, каждое движение — расчёт угла обзора. Следов было много, и они путались. Кто-то убегал, тяжёло падая. Кто-то преследовал. Один набор сапог — грубые, солдатские, с стёртым подковным рисунком. Второй… мельче, легче. И не сапоги. Что-то вроде поршней или просто обмоток на ногах. Крестьянин?

Лес расступился, открыв поляну. Или то, что от неё осталось.

Это была не засада. Это была бойня.

Тела. Их было трое. Двое в потрёпанной, но однотипной кожаной броне — не регулярные войска, но и не простые бандиты. Наёмники. У одного голова была откинута назад под неестественным углом — сломанная шея. У второго зияла рваная рана на горле, из которой уже выползали белые личинки. Третий лежал в стороне, в грязи. Одежда — простая холщовая рубаха и портки, вся в грязи и крови. Мужчина, лет сорока, с обветренным лицом крестьянина. В его застывших пальцах был зажат не нож, а обломок толстой ветки, с одной стороны заточенный в импровизированное копьё.

Я медленно обошёл поляну по периметру, не приближаясь. Картина складывалась, как пазл из ужаса. Два наёмника напали на крестьянина. Зачем? Грабёж? Похищение? Неважно. Крестьянин, судя по всему, знал лес и отчаянно