Фантастика 2025-168 - Сергей Леонидович Орлов

Услуга за услугу

— И как тебе машина? — спросил я у Фомы, когда мы выкатили на дорогу.

— Думаю, что смогу привыкнуть, — вздохнул парень и погладил рулевое колесо ладонью. — Избаловался я, вашество, катаясь на «Империале». Раньше и ржавому велосипеду был рад. А теперь вот, катаюсь на одной из лучших машин Империи и еще раздумываю, хороша ли она.

— Так хороша или нет? — хитро сощурился я.

— Она стоит каждого рубля, который вы на нее потратили, вашество. Если бы не наш с вами договор, по которому я работаю у вас помощником, то я бы согласился вам доплачивать, чтобы ее водить.

— Даже так? — проникся я, помня о бережливости слуги.

— Отличная машина. Хромированные диски, под капотом двигатель на семьдесят лошадей, а идет как плавно, руля слушается…

Фома вздохнул и продолжил:

— Да и стиль красивый. Видно, что на них раньше очень важные люди катались. Вон какая торпеда из дерева. Лаком покрыта, — слуга любовно провел ладонью по торпеде. — Да и приборная панель под старину.

— Такие машины выпускали для Императорской семьи, великих князей и верхушки государственной службы, — добавил я.

— Оно видно, вашество. Кузов красивый такой, и салон из кожи, с подогревом. Я всегда думал, что «Победы» пучеглазые и толстобокие. Прямо как баба Марфа с торговых рядов, у которой я маринованные огурчики беру.

— Хотелось бы взглянуть.

— Не надо, вашество. Потом будете долго икать и ходить в храм каждое воскресенье.

— Думаешь? — поежился я.

— Я-то привыкший. У меня в деревне таких баб много было.

— Женщин, — поправил автоматически.

— Нет. Женщины такими не бывают. Только бабы могут движением бедра бочку с соленями опрокинуть. Глядя на этих самых баб, я верю, что они могут и горящую избу остановить и коня на скаку… чего-то там.

— Страшные люди.

— Не обязательно. Некоторые очень даже ничего. Знаете, что в провинции румяные бабы в чести. Там по-другому не выжить.

— Это почему же?

— Потому что волк не сумеет ухватить за объемный бочок. А медведь не нападает на кого-то крупнее себя.

— Смешно.

— А я не шучу, — буркнул Питерский. — Если на вас бежит медведь, то надо расстегнуть куртку, расставить руки в стороны и заорать.

— Зачем? Он подумает, что связываться с таким дурным человеком себе дороже?

— Если это перевертыш, то его таким трюком не обмануть. А вот простого медведя можно сбить с толку.

Я посмотрел на парня через зеркало заднего вида.

— Ты и правда много знаешь.

— Но на курсы все равно сходить надо. Не хочу вас опозорить, вашество. Если я вас подведу, то не прощу себе.

— Брось, — отмахнулся я, но все же добавил, — курсы тебе и впрямь пригодятся. Потому как ты учиться любишь.

— Это да. Вот только я переживаю. Я ведь никогда в школы не ходил. И не знаю, как надо себя вести на занятиях.

— Ну, тут все просто, — я провел пальцами по кожаному сиденью, отмечая мягкость обивки. — На учителя нельзя кричать, нельзя говорить без его разрешения.

— Прямо как с моим бывшим старостой, — кивнул парень. — Только его еще и колотить нельзя было.

— Учителей тоже нельзя колотить, — тут же дополнил я.

— Хорошо, что вы мне это сказали, — кивнул Питерский, и я не понял шутит он или нет.

— Пожалуй, надо будет дать тебе инструкцию перед тем, как пойдешь учиться.

— Если это что-то неприличное, то не надо, вашество. Я однажды жениться соберусь. И детей заведу. Как я им в глаза смотреть буду

— Договорились, ничего пошлого, — усмехнулся я.

— Машина замечательная, — вдруг с теплом произнес парень. — Высокая, обтекаемая. Скорость набирает так, что из салона и не ощущаешь. Мотор-то как рокочет, слышите?

— Едва ли, — признался я.

— А я вот слышу, вашество. Но это потому, что у меня уши очень чуткие.

— И как тебе этот звук?

— Чудо как хорош. Кажется, будто кот мурчит.

Помощник замолк, словно смутился своих же слов.

— Значит, и Любовь Федоровна оценит машину. Она говорила, что мурчание котов ей очень по вкусу.

— А я вот не умею мурчать, — вдруг признался парень.

— Ты раньше и в кота обращаться не мог, — напомнил я.

— Так я и не…

— Ты был в лесу. И сдается мне, что лес этот был необычный. Как и домик тот с медведем и рыжей девицей.

— Вы думаете, что все было взаправду?

— Ты не обычный человек, Фома. И пути твои тоже нечеловеческие. А в том своем путешествии ты был котом, помнишь?

— Ну, может и так, — парень поерзал на сиденье, когда мы остановились на светофоре. — Тогда мне это не показалось странным. А скорее правильным.

— Лекарь теперь знает о твоей природе.

— Думаю, мы можем ему доверять, — как-то очень спокойно отреагировал на новость Питерский.

— И как ты это понял?

— Он хороший, вашество. Я таких сердцем чую. К тому же ясно же, что раз лекарь меня лечил, то понял, что я… непутевый.

— Лаврентий Лавович, к слову, очень умный. Он читать любит и потому знаком с какими-то записями, которые вел его наставник. И тот встречался с перевертышами.

— Жаль старика, — покачал головой Фома.

— Отчего же?

— Вряд ли он выбрался из деревеньки перевертышей живым.

— Думаю, что у него получилось. И все подробности можно вызнать у самого Лаврентия Лавовича. К слову, раз у него остались записи, то в них могут быть полезные для тебя сведения.

— Это о чем же?

— Раз его наставник был лекарем, то наверняка исследовал феномен перевертышей.

— Фено… что? — насторожился парень. — Вы не ругайтесь при мне неведомыми словами. Мне от этого не по себе.

— Есть вероятность, что Лаврентий сможет понять, почему ты не оборачиваешься. Он, к примеру, заявил, что если у перевертыша остаются человеческие уши наряду с животными, то это потому, что он не обрел единение с внутренним зверем. Может, он может помочь тебе его обрести.

— Я единениями не занимаюсь, вашество… — покраснел парень, — в присутствии кого-то. Есть вещи, которые любому порядочному человеку стоит делать в одиночестве. И перевертышу тоже. Это ж неприлично при посторонних… единяться.

— Я про то, что ты не можешь договориться с котом, который живет внутри тебя.

— А о чем с ним договариваться? — подозрительно покосился на меня парень.

— Лаврентий Лавович пожелал стать моим семейным лекарем. Так что мы можем рассчитывать на его помощь.

— И вы думаете, что он может понять, почему я не обращаюсь? — с сомнением протянул помощник.

— Почему не попробовать. Парень он неглупый. И грех упустить возможность использовать его гений.

— Ничего я не буду от него пользовать, вашество. Я приличный подданный империи, — возмутился Фома.

— Но позволишь ему исследовать тебя?

— Только если все будет прилично.

— Уверяю, что так и будет.

— Ну, раз вы гарантируете… — Питерский с надеждой бросил на меня короткий взгляд. — Мне очень хочется уже стать полноценным. А то половина меня будто в клетке заперта. Это очень странно, вашество.

— Вот пусть Лаврентий Лавович и ломает над этим голову. В конце концов, раз он стал нашим семейным лекарем, то придется лечить некроманта, перевертыша и если понадобиться, то и нашу Виноградову.

— Я обеспокоен тем, что она может отвязаться от своего дома, — парень поделился со мной переживаниями. — Вдруг я окажусь ненадежным… этим самым…

— Якорем, — подсказал я.

— Это так называется?

Я кивнул.

— Такая ответственность. Вот если я ее подведу? И она потеряется?

— Все неоднозначно, — пришлось признать мне. — На самом деле призраки не меняют привязки. Но я точно помню, как она пыталась выйти вслед за своей родственницей. И не сумела отойти и на пару шагов от дома.

— Это может быть опасным для нее? Вдруг Любовь Федоровна потеряется?

— Она привязалась к тебе. И очень испугалась, что ты погибнешь.

— Но раз меня привезли в дом. То она могла бы успокоиться, что теперь я умру в ее жилище. И останусь в нем призраком.

Мне стало жутко от подобной перспективы. И я тряхнул головой.

— Виноградова мудрая женщина. Она сама решит, что для нее лучше. Если она эволюционирует…

— Вот зачем вы про такое говорите, вашество? Чем бы ни занималась Любовь Федоровна, она делает это как и полагается без свидетелей.

Я хотел пояснить, что означает новое слово, но запнулся, ощутив смутное беспокойство. Что-то ускользало от моего внимания. И не в первый раз. Но не успел я поймать мысль, как Фома отвлек меня вопросом:

— А куда мы еще сегодня поедем?

— Сейчас скажу, — ответил я и достал из кармана телефон. Нашел в списке контактов номер Боткина. И нажал на вызов.

— Добрый день, Павел Филиппович, — послышался из динамика голос прозектора.

— Добрый, добрый, — ответил