Тайны мертвого ректора. Дилогия - Виктор Фламмер (Дашкевич)

– Да, вы правы. Думаю, вам следует знать. Но давайте вернемся в зал. Наталья Андреевна справится без нас.

– Хорошо.

Вернувшись за свой столик, Аверин налил себе в чашку остывающий уже чай и выпил его залпом. И холодно посмотрел на Меньшова, устроившегося напротив него.

– Говорите.

– Даже и не знаю, с чего начать, – произнес тот. – Видите ли, эта история случилась еще до войны, меня в Академии и близко не было. Господин Светлов был тогда проректором, а может, и вовсе деканом, а Наталья Андреевна как раз недавно закончила Академию и начала преподавать. И между ними вспыхнул роман. Причем настолько бурный, что Иван Григорьевич, совсем потеряв голову от чувств, разошелся с женой и отправил ее из дома в кампусе Академии в город, в их семейный особняк. А сам открыто позвал к себе жить молодую преподавательницу. Сплетен и кривотолков было море, но он не обращал внимания. Закономерный итог этой связи, а именно беременность его любовницы, наступил примерно через год их сожительства, и Иван Григорьевич, вне себя от радости, немедленно начал собирать бумаги на развод. Детей у них с женой не было, и, я думаю, Иван Григорьевич уже и смирился с этим, а тут такой подарок.

Но счастье было недолгим. Помните, я упоминал сегодня об этом ее проекте? Той технике, которая потом перекочевала в Хранилище?

Аверин уже начал догадываться о том, какой конец будет у этой истории.

Меньшов его догадку только подтвердил:

– Во время работы над заклинанием произошел несчастный случай, и бедная женщина потеряла ребенка, причем на очень позднем сроке. А вернувшись из больницы, Наталья Андреевна обнаружила, что ее вещи выставлены из особняка, в котором они жили, а Иван Григорьевич, не навестивший ее в больнице ни разу, вообще отказывается с ней говорить.

Когда ей наконец удалось добиться объяснений, оказалось, что Иван Григорьевич абсолютно уверен, что она поставила эксперимент на собственном ребенке, чем и убила его. Сколько она ни пыталась убедить возлюбленного, что произошел трагический несчастный случай, Иван Григорьевич был непреклонен. Он подал прошение ректору о том, чтобы признать технику запретной и прекратить дальнейшие исследования. Была собрана коллегия, на которой единогласно было решено, что место этому заклятию в Хранилище. С Натальей Андреевной Иван Григорьевич окончательно порвал, вернулся к жене, а через два года у них все-таки родился сын, отец Матвея.

Но время шло, и Иван Григорьевич постепенно начал относиться к бывшей возлюбленной спокойно и непредвзято. Став ректором, он ценил ее как специалиста, другим ее исследованиям никогда не препятствовал, ну и, как видите, даже назначил проректором. Их отношения значительно потеплели. Может быть, он всё же поверил ей, а может, просто за давностью лет. А шесть лет назад, уже после смерти супруги Ивана Григорьевича, они, можно сказать, снова сошлись. Наталья Андреевна ведь так и не вышла замуж.

– Что значит «можно сказать»?

– Наталья Андреевна не стала переезжать в особняк ректора, осталась в своем доме. Как вы знаете, дома проректоров находятся совсем рядом с ректорским. И почти каждый вечер она проводила с ним. Они гуляли вместе, она лечила его. Но никогда не оставалась на ночь.

– Откуда вы всё это знаете? – спросил Аверин и тут же сам и ответил на вопрос: – А, ну конечно, Диана.

– Именно, – Меньшов кивнул. – Я, знаете ли, очень неплохо умею ладить с дивами. Но, как вы понимаете, меня несколько удивило, насколько холодно и отстраненно Наталья Андреевна отреагировала на смерть того, кто был любовью всей ее жизни и о ком она так трогательно заботилась последние годы. Однако теперь, думаю, ее смело можно вычеркивать из списка подозреваемых.

Аверин нахмурился и посмотрел Меньшову прямо в глаза:

– Так вы сделали это нарочно? Специально подняли тему про ее проект. Чтобы напомнить ей? И посмотреть на реакцию?

Меньшов немного наклонился вперед:

– Находите это жестоким?

– Мне такие методы не нравятся, – отрезал Аверин. – Что еще вы ей сказали, когда я ушел?

– Ничего особенного. Я получил довольно резкую отповедь и совет не лезть в сферы, в которых ничего не понимаю. Я же в ответ просто посочувствовал ее утрате. Думаю, это и стало последней каплей.

Что же, Аверин был согласен с чародейкой. Он бы и сам посоветовал Меньшову не лезть не в свое дело, но понимал, что ничего этим не добьется.

– Гермес Аркадьевич, – примирительно произнес Меньшов, – у нас с вами… гхм… разные методы расследования. Вы изучаете факты и события. Я же опираюсь на поведение и реакцию людей. И делаю выводы, исходя из этого.

Аверин, не сводя взгляда с собеседника, налил себе еще чая и поднес чашку к губам.

– Скажите, Алексей Витальевич, зачем вы позвонили мне? Ведь вы сами хотите вести это дело, так? Кто вам мешал дождаться князя Булгакова и просто договориться с ним? Он занятой человек, оставил бы тут какого-нибудь своего сотрудника. Тот бы вам совершенно не мешал, лишь старательно выполняя роль мальчика на побегушках. Дело во Владимире, ведь так? Это он вам нужен?

Меньшов моргнул. И Аверин улыбнулся:

– Видите, я тоже умею провоцировать и делать выводы.

– Не сомневаюсь, – уголки губ Меньшова слегка приподнялись, – вы правы. Мне был нужен Владимир. А давайте поговорим начистоту? Несмотря на то что вам наверняка рассказал обо мне Владимир, вы ведь продолжаете подозревать меня?

– Начистоту? Что же, извольте. Вы не правы. Я не подозреваю вас. Я пока просто собираю факты и информацию. Но одно вам могу сказать точно – мне не нравится, что вы постоянно вмешиваетесь в расследование. Следите за мной, буквально прохода не даете. И конечно же, я вам совершенно не доверяю. И был бы весьма признателен, если бы вы позволили мне спокойно выполнять свою работу. Не важно, по какой причине вы меня пригласили. Но я здесь. И расследование убийства ректора Светлова веду я. Надеюсь, это достаточно честно?

Меньшов смерил его долгим внимательным взглядом.

– Гермес Аркадьевич, – негромко проговорил он, – вы знаете, мы с Иваном Григорьевичем были друзьями. Не самыми близкими, он, скорее, стал моим наставником: не так-то просто оказалось перейти с оперативной работы к преподаванию. Но, поверьте, мы дружили. Он мне доверял. И виновный в его гибели должен быть найден любой ценой. Но еще важнее – остановить того, кто пытается пробраться в Хранилище. Вы не представляете, какой это ящик Пандоры. А теперь поставьте себя на мое место. Вы смогли бы остаться в стороне и спокойно наблюдать? Князь Булгаков отбудет уже вечером, убедившись, что безопасности страны ничего не угрожает, а вы… может быть, завтра, может, послезавтра, но вернетесь к своим делам, а сюда пришлете какого-нибудь старшего следователя. Возможно, как раз за ним и отправился в Петербург Владимир. А я останусь здесь. Понимаете?

– Надо же… ничего от вас не скроешь. – Аверин повертел чашку. – Вы и за Владимиром следили?

Конечно, в словах проректора имелось рациональное зерно. Бо́льшую часть жизни этот человек посвятил сыскной работе, и в сложившейся ситуации не мог спокойно сидеть на месте, доверяя расследование другим. Тем более что и насчет отъезда Аверина он был прав. Кроме руководства делами Управления, с чем временно справлялся Леднев, буквально через пару дней Аверина ждала миссия государственной важности. И ее невозможно было поручить никакому заместителю.

– Я попросил Диану докладывать о том, когда Владимир покидает Академию. И она мне сразу сообщила. А вы? Зачем вы прибыли лично?

– Найти Сергея. И Инессу, – решил без уверток ответить Аверин. – И вы правы, времени у меня не так много. Я понимаю вас. Что вы предлагаете?

Очевидно, что Меньшов не зря затеял этот разговор. Он продолжал сверлить Аверина взглядом, чего-то ожидая.

– Я предлагаю совместную работу. Полный и честный обмен информацией, вы используете свои способы и навыки, я – свои. У вас Владимир, опытный следователь, и Кузя, по которому уже сейчас отлично видно, насколько далеко он пойдет. У меня Диана и ее подручные. Они не полицейские дивы, конечно, мыслить в рамках расследования они не умеют, но в плане слежки весьма поднаторели. И у нас с вами один враг. И это