Первый инженер императора IV - Александр Вольт

сюрприз. Мне понадобится помощь Михалыча, несколько дней работы «Феникса» и все запасы той дряни, что мы называем «сосновым варом». И еще кое-что, что, я надеюсь, мы сможем найти на старых складах.

Цари молчали, глядя на меня. Я видел, как в их глазах зарождается надежда. Не просто надежда выжить. А надежда победить.

— У нас мало времени, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Нужно действовать. Я немедленно возвращаюсь в Хмарское и приступаю к работе. Ваши Величества, — я посмотрел на них, — мне нужны будут люди. Лучшие плотники, землекопы, кузнецы. И все ресурсы, которые вы только сможете собрать.

— Ты их получишь, барон, — твердо сказал Долгоруков. — Все, что нужно.

Я кивнул.

— Тогда… за работу, господа. Кажется, нам предстоит построить самые грандиозные Фермопилы в истории этого мира.

Я попрощался с царями, после чего вышел на улицу и двинулся к лошади, чтобы затем устремиться обратно к себе в Хмарское.

Путь обратно в Хмарское пролетел на одном дыхании. Я гнал лошадь так, что ветер свистел в ушах, но не от страха или спешки. Нет. Мной двигало иное чувство — нетерпение. Нетерпение инженера, в голове которого только что родилась новая, дерзкая, почти безумная, но от этого не менее прекрасная идея.

Фермопилы… Да, аналогия была красивой, пафосной. Но спартанцы лишь сдерживали врага. Я же хотел не просто сдержать — я хотел его испепелить. Превратить Ущелье Черного Ворона в огненный котел, в ад на земле, в котором орда Радомира Свирепого умоется собственной кровью и захлебнется дымом.

Цари хотели «огненные трубы». Что ж, они их получат. Но не в том виде, в каком, возможно, себе представляли. Не пороховые пушки — до них нам еще далеко. А нечто более простое, но не менее эффективное. Нечто, что мой мир знал под разными именами.

Гениальная идея пришла в голову сама собой, словно вспышка. Я вспомнил уроки истории, рассказы о войнах прошлого. О том, как простые, но хитроумные решения порой меняли ход целых сражений. Я вспомнил о «греческом огне» Византии, о финских зажигательных смесях, которые в моем времени позже стали называть «коктейлем Молотова».

Вот оно! Просто, дешево и дьявольски эффективно.

Только в нашем случае вместо бензина и машинного масла мы будем использовать то, что есть под рукой. Самогон? Михалыч, я был уверен, сможет наладить его производство в промышленных масштабах, был бы только повод и сырье.

Сосновый вар? Смола? В лесах этого добра — завались. Остатки мазута, старого масла, которые мы можем найти на заброшенных заводах… Да что угодно, что горит и липнет! Все это смешать в правильной пропорции, разлить по глиняным горшкам с фитилями — и вот они, наши «огненные трубы». Простые, но смертоносные бомбы для метания.

А чтобы метать их дальше и точнее, чем может сделать рука человека, мы построим метательные машины. Не огромные требушеты для осады крепостей, нет. Легкие, мобильные, полевые катапульты, которые можно будет быстро собрать и установить на склонах ущелья. Представил себе картину: ночь, узкий проход, забитый тысячами дикарей, и на их головы с неба обрушивается огненный дождь…

Я прекрасно отдавал себе отчет, что одной такой тактикой войну не выиграть. Но нанести врагу массированный, ошеломляющий урон — как физический, так и, что важнее, психологический — очень даже можно.

Деморализованная армия — самая слабая армия. Какой бы большой она ни была. Когда люди видят, как их товарищи горят заживо, как сама земля под ногами превращается в огненную реку, их хваленая ярость быстро сменяется первобытным ужасом. И они побегут. А уж бегущего врага встречать куда приятнее.

С этими мыслями я и влетел во двор Хмарского. Поместье жило своей обычной, трудовой жизнью. Я спешился, бросил поводья подбежавшему конюху и, не теряя ни минуты, направился прямиком к навесу, где расположились хламники.

Они как раз заканчивали свой обеденный перерыв. Увидев меня, тут же повскакивали.

На моем лице явно было что-то написано, потому что Иван тут же посерьезнел.

— Что-то случилось? — спросил он мгновенное.

— Случилось, — сказал я, мой голос был полон с трудом сдерживаемого возбуждения. — Случилось то, что у нас есть неделя. Неделя, чтобы подготовиться к встрече с самой большой армией, которую только видели эти земли со времен Рунических Войн.

Я быстро, без лишних предисловий, изложил им суть разговора с царями. О Радомире, о его орде, о нашем плане встретить их в Ущелье Черного Ворона. Лица хламников становились все серьезнее с каждым моим словом. Они не боялись — в их глазах не было страха. Была лишь холодная, сосредоточенная решимость. Это были воины, и они приняли весть о грядущей войне как должное.

— … и для того, чтобы наш «горячий прием» удался на славу, — закончил я свой рассказ, — мне нужны компоненты. Самые разные. И как можно больше.

Я посмотрел на Ивана, на его людей.

— Парни, мне нужна ваша помощь. Ваш опыт, ваши знания. Нужно пораскинуть мозгами и вспомнить все, что вы когда-либо видели в своих походах. Меня интересует все, что может гореть и взрываться. Нитрат калия, селитра — может, на каких-то старых складах удобрений? Или, может, где-то завалялись бочки с порохом, пусть даже отсыревшим? Мазут? Нефть непереработанная, густая, черная жижа? Старые химические лаборатории? Заброшенные военные базы? Все что угодно! Любая зацепка, любой слух!

Хламники переглянулись, их лица были напряжены от умственной работы. Они копались в своей памяти, перебирая сотни пройденных дорог, десятки исследованных руин.

— Порох… — задумчиво протянул Руслан. — Нет, барон. Если бы мы наткнулись на порох, то точно бы его прибрали к рукам. Самим нужен.

— Селитру тоже не видал, — покачал головой Олег. — Знать бы еще, как она выглядит.

Они молчали, и я уже начал терять надежду. Но тут подал голос Иван. Он долго сидел, нахмурив брови, глядя куда-то в одну точку, а потом его лицо прояснилось.

— Погоди-ка, барон… — сказал он медленно, словно пробуя воспоминание на вкус. — Мазут… нефть… Я, кажется, припоминаю одно место. Недалеко от того аванпоста, что мы строили. Примерно в полудне пути на восток. Там… там были какие-то старые цистерны, вкопанные в землю. Ржавые, здоровые. И из одной, пробитой, текла какая-то черная, густая жижа. Воняла — страсть. Мы тогда еще мимо прошли, решили не связываться. Смысла в ней не видели, да и тащить тяжело. Но бочки, кажется, там еще целые были.

Отлично. Это то