Земский докторъ. Том 1. Новая жизнь - Тим Волков

— Вы! Не имеет права! — придя в себя, визгливо закричал Аристотель. — Вы пожалеете! Не имеете права меня здесь держать! Руки убрал, а!

— Отпусти его, имя… — Иван Палыч светски улыбнулся. — Никто вас задерживать и не собирается. Ступайте себе с Богом. А обо всем случившемся будет доложено полиции! Во всех подробностях, в письменном виде. Свидетелей, слава богу, хватит!

Насколько Артем успел узнать Субботина, ответка должна была последовать непременно. И она последовала…

Старший Субботин заехал в больницу едва только начало светать… Иван Палыч уже ждал.

— Ого, какие люди! Здравствуйте, Егор Матвеевич, — едва кулак вошел, елейно улыбнулся доктор. — Начет сынка потолковать заглянули?

Субботин с наглой ухмылкой плюхнулся на стул:

— Да нет, господин эскулап! Начет вас!…и кое-кого еще… Говорите, в подробностях все изложите? Ну, и мы изложим. Тоже в подробностях. О том, как вы контрабандный спирт скупаете! И не для больных вовсе, а для устройства политических оргий!

— Так вы же сами этот спирт мне и… — не выдержал Артем.

В ответ воротила спокойно пожал могучими плечами и поднялся на ноги:

— Мы-то выкрутимся, не впервой. А вот вы… и ваша… Вещдоки, чай, и у нас надуться! За сим позвольте откланяться… А ты, господин эскулап, сиди. Думай!

Глава 13

— Вот ведь зараза какая! Холера!

Артем ходил из угла в угол и не находил себе места. Короткий диалог с Субботиным-старшим привел его в такое бешенство, что он едва не метал молнии. Нужно было успокоиться, взять себя в руки и понять как действовать дальше. Но Артем не мог. Впервые за все время он вдруг был солидарен с щеголем Заварским о том, чтобы разобраться с этим кулаком более грубыми методами.

Его сына поймали с поличным, а он вон куда выгибается. Угрожает!

Ночь в Зарном выдалась холодной, морозной. Хоть и стоял сентябрь, но уже пахло зимой. Больница затихла. Артем отпустил солдат спать, сам провел небольшой обход, чтобы хоть как-то отвлечься от нехороших мыслей. Юра спал, хрипя тише после процедуры, Марьяна уже практически выздоровела и завтра можно было бы ее выписать, уж больно сильно она просилась домой, а раненые солдаты, ворча, улеглись по койкам.

Доктор объявил отбой, погасил лишние керосинки, и только треск поленьев в печи нарушал тишину.

«Надо успокоится», — подумал он, садясь на стул, стягивая сюртук, пропахший спиртом и по́том. Закрыл глаза, надеясь на минуту покоя.

«С Субботиным что-нибудь придумаем. Найдем на него управу».

Тихий стук в дверь — робкий, почти крадущийся — заставил вздрогнуть. Артём нахмурился.

— Кто там в такую пору? — буркнул он, поднимаясь. В Зарном ночью не ходят без нужды: даже Артем это уже понял. Опять кто-то захворал?

— Это я, Иван Палыч, — раздался вроде бы знакомый юношеский голос. Только вот кому именно он принадлежал Артем не вспомнил.

Доктор отодвинул засов и приоткрыл дверь, впуская холодный воздух внутрь.

Гость оказался неожиданным.

— Аристотель? — произнес Артем, оглядывая паренька. — Да что же тебе все неймется? Медом тебе тут намазано⁈

Последнюю фразу он сказал громко, почти рыча — вновь начал распаляться и злиться.

— Думаешь, управы на тебя не найдется и папенька от правосудия отобьет? Ошибаешься!

Аристотель сутулился, сжимая в руках мокрую шапку и тряпичный свёрток. Артём невольно напрягся, вспомнив их прошлую встречу. Ожидаться сейчас можно было чего угодно. Наверняка придумали опять какую-то подставу.

— Иван Палыч, — начал Аристотель, и его голос, обычно развязный, теперь дрожал, — мил человек, не кричи. Я с повинной к тебе.

— Что? С повинной? — Артем аж опешил — не ожидал от него таких слов. — Сам что ли? Или хитрость какую удумал?

— Не хитрость, — покачал тот головой. И вдруг сморщился так, что стало больно на него смотреть. — Иван Палыч, родной, продай морфий. Прошу… вот, всё, что у меня есть. Из личных сбережений.

Он сунул свёрток Артёму, и тот услышал звон монет.

— Там золотые, — сказал Аристотель. — Много. Это не чужие, мои, накопленные.

Доктор денег не взял, продолжая удивленно смотреть на парня.

— Ты человек железный, как кочерга или пруток, Иван Палыч. Не согнешь тебя голыми руками просто так. Я это вижу. Характер у тебя есть, воля. Воевать с тобой — только кровью почем зря брызгать. Поэтому я к тебе по-человечески решил.

Он шагнул ближе, и Артем увидел его глаза — они блестели, то ли от боли, то ли от холодного ветра.

— Иван Палыч, продай, без него нельзя… Пожалуйста. Батя опять выпорет, если вернусь пустой. Он обезумел. Водка уже не помогает ему, он злой как собака, ему руки аж выкручивает хворь эта. Сегодня к вечеру как с ума сошел — хоть в церковь не иди, за святой водой!

— Ему лечиться нужно! — пробурчал Артем.

— Да я разве спорю? Только кого он послушает? Никого! Он сейчас вообще ничего не слышит. Глаза кровью налились, изо рта пена идет. Он, как от вас вернулся, меня схватил, да стегать принялся кнутом — не вырваться. Приказал Степке конюху держать меня, а сам хлещет, и хлещет, и хлещет. Даже Степан уже под конец сказал ему, чтобы остановился, а то засек бы до смерти. А он только мычит так страшно, хрипит, как лошадь загнанная — и кнутом все стегает. Как остановился он я уже не помню — сознание потерял. Меня Степан с кадки водой окатил — и я сразу сюда.

Аристотель вновь поморщился.

— Не могу я так, Иван Палыч, не могу! Продай, я ему принесу. А не то он мать забьет как скотину какую. Она в комнате закрылась, да только он дверь выбьет. Уже выбивал раньше.

— Зайди внутрь.

Аристотель осторожно вошел. Артем обратил внимание как он делал шаги — осторожные, крадущиеся и не сразу понял почему он так идет. Лишь когда Аристотель сморщился от боли от того, что одежда его прилипла к спине, то сообразил в чем дело.

— Сними рубаху.

Аристотель вздрогнул, опустив взгляд, его рука невольно дёрнулась к щеке, где багровел след.

— Не бойся, я только осмотрю раны.

Аристотель замер, его глаза, блестящие от слёз, округлились, будто он не верил, что Артём способен на что-то, кроме гнева. Парень сжал мокрую