Исповедь киборга - Эдуард Сероусов

Значит, у них ещё есть шанс, – подумал Алексей с тенью надежды.

Вертолёт начал снижаться. Через маленькое окно Алексей мог видеть огни какого-то комплекса внизу – россыпь зданий, окружённых высоким забором, прожекторами и охранными вышками.

– Добро пожаловать в комплекс «Омега», – сказал Громов, когда вертолёт завис над посадочной площадкой. – Ваш новый дом на ближайшее… ну, скажем так, очень долгое время.

Когда вертолёт приземлился, двери отсека открылись, и внутрь вошли ещё несколько охранников и технический персонал. Кресла, к которым были прикованы Алексей и Васильева, разблокировали от пола вертолёта и начали выкатывать наружу.

– Не пытайтесь сопротивляться, – предупредил Громов. – Система безопасности комплекса включает продвинутых охранников-роботов и модифицированных операторов. Любая попытка побега будет пресечена с максимальной эффективностью.

Их доставили в главное здание комплекса – огромную конструкцию из бетона, стекла и металла, утопленную частично под землю. Внутри был типичный научно-исследовательский центр высокого уровня секретности – стерильные коридоры, лаборатории за прозрачными стенами, персонал в белых халатах или военной форме.

Но было и что-то ещё – атмосфера холодной эффективности, почти нечеловеческой расчётливости. Люди двигались словно по невидимым рельсам, их взгляды были пустыми, действия – механическими и точными.

Это не просто научный центр, – понял Алексей. – Это фабрика по производству живого оружия.

Их привезли к лифту с усиленной системой безопасности. Громов приложил руку к сканеру, затем посмотрел в устройство сканирования сетчатки.

– Полковник Виктор Громов, уровень доступа «Омега-1». Двое пленников для блока «D».

– Идентификация подтверждена, – отозвался механический голос. – Доступ разрешён.

Лифт начал спускаться, углубляясь под землю. Цифровой индикатор показывал уровни: -1, -2, -3… До -7, где лифт наконец остановился.

Двери открылись в коридор с ещё более высоким уровнем безопасности – камеры, сканеры, вооружённые охранники. Их провезли мимо нескольких лабораторий, где Алексей мельком увидел фигуры людей, подключённых к каким-то устройствам, напоминающим модифицированные версии нейрокартографа.

– Блок «D» – наш центр реинтеграции и перепрограммирования, – пояснил Громов, заметив его взгляд. – Здесь мы исправляем сбои в программировании операторов и подготавливаем новых кандидатов для проекта «Аид».

Они остановились перед массивной дверью с надписью «Лаборатория D-7: Нейроимпланты высшего уровня».

– Доктор Васильева будет размещена в отдельном блоке для допроса и последующего суда, – сказал Громов. – А вы, Северов, останетесь здесь, под наблюдением наших лучших специалистов.

– Вы не сможете перепрограммировать меня снова, – сказал Алексей. – Новиков изменил базовую архитектуру протоколов. Импланты больше не принимают внешних команд.

Громов усмехнулся.

– Вы переоцениваете способности старика. Да, он талантлив, но наши ресурсы несравнимо больше. Наши специалисты уже анализируют изменения, внесённые в ваши импланты. Вопрос не в том, сможем ли мы вернуть контроль, а в том, сколько времени это займёт.

Дверь лаборатории открылась, и Алексей увидел просторное помещение, заполненное высокотехнологичным оборудованием. В центре стояло модифицированное медицинское кресло с системой фиксации, окружённое нейросканерами и мониторами.

– До встречи, Северов, – сказал Громов, когда охранники начали вкатывать его кресло в лабораторию. – Когда мы закончим, вы снова станете нашим самым ценным активом. И даже не вспомните о своём маленьком бунте.

– Алексей, – позвала Васильева, когда её начали увозить в противоположном направлении. – Помни, кто ты! Не позволяй им забрать твою личность!

Охранник грубо толкнул её кресло, заставляя замолчать.

Алексея доставили к центральному креслу в лаборатории и начали подготавливать к процедуре. Техники в белых халатах отсоединили его от транспортного кресла и перенесли на стационарное, закрепив множеством фиксаторов.

Ведущий специалист, судя по бейджу – доктор Марков, подошёл к Алексею с профессиональной улыбкой.

– Оператор Северов, рад видеть вас снова. Не беспокойтесь, процедура займёт некоторое время, но она абсолютно безболезненна. Мы просто восстановим правильную работу ваших имплантов.

– И уничтожите мою личность в процессе, – мрачно добавил Алексей.

Марков покачал головой.

– Не уничтожим, а… оптимизируем. Уберём конфликтующие элементы, мешающие вашей эффективной работе. Поверьте, это к лучшему.

Он начал подключать электроды к вискам и основанию черепа Алексея, устанавливать мониторы и регуляторы.

– Интересная модификация протоколов синхронизации, – заметил Марков, глядя на данные сканирования. – Новиков превзошёл себя. Но ничего непреодолимого.

Он повернулся к ассистентам.

– Подготовьте комплекс «Орфей» для полного сканирования и реинтеграции. Нам понадобится глубокий доступ к нейроструктурам.

Алексей напрягся, услышав название. «Орфей» – очевидно, продвинутая версия системы «Мнемозина», созданной для имплантации и модификации памяти.

Они собираются переписать меня заново. Стереть всё, что я узнал, всё, чем я стал. Вернуть к состоянию послушной марионетки.

Пока техники подготавливали оборудование, Алексей лихорадочно искал способ сопротивляться. Физическое бегство было невозможно – он был надёжно зафиксирован в кресле, кибернетические импланты заблокированы, тело ослаблено препаратами.

Оставался только один путь сопротивления – ментальный. Громов и Марков были уверены, что могут перепрограммировать его, как компьютер. Но Алексей знал то, чего они не понимали – его сущность не была просто набором программ и воспоминаний. Где-то глубоко внутри существовало ядро его личности, которое раз за разом выживало, сопротивлялось, возвращалось, несмотря на все их попытки стереть его.

И он собирался использовать эту внутреннюю силу сейчас.

– Начинаем сканирование, – объявил Марков. – Уровень седации – минимальный. Нам нужен активный мозг для картирования нейронных связей.

Над головой Алексея опустился массивный шлем, напоминающий продвинутую версию нейрокартографа. Внутренняя поверхность шлема была усеяна тысячами микроэлектродов, способных считывать и стимулировать нейронную активность с беспрецедентной точностью.

– Сканирование запущено, – сказал один из техников. – Время завершения – примерно сорок минут.

– Хорошо, – кивнул Марков. – Я буду в своём кабинете, анализировать предварительные данные. Сообщите, когда завершите полное картирование.

Он вышел из лаборатории, оставив Алексея под присмотром трёх техников и двух охранников у двери.

Алексей закрыл глаза, концентрируясь. Сканер считывал активность его мозга, отслеживая каждую мысль, каждое воспоминание, каждую эмоцию. Но то, что они видели, было лишь поверхностью. Под ней Алексей строил ментальные барьеры, используя техники, которые подсознательно развил за годы сопротивления программированию.

Он визуализировал своё сознание как крепость, окружённую стенами. Внутри этой крепости – самые важные воспоминания и аспекты его личности, то, что делало его собой. События последних дней, открытия о его прошлом, люди, которые помогали ему – Васильева, Новиков, Вера, Анна, даже Михаил Орлов, пожертвовавший собой.

Эти воспоминания и связи Алексей погружал глубже, скрывая за слоями более тривиальных мыслей и образов, создавая ложные тропы и отвлекающие конструкции для сканера.

Это была не столько сознательная стратегия, сколько инстинктивное действие его разума, адаптировавшегося за годы к необходимости защищаться от вторжения. Подобно иммунной системе, развивающей антитела против известных патогенов, его сознание выработало защитные механизмы против технологии, которая многократно пыталась его переписать.

Время тянулось медленно. Сканирование продолжалось, техники периодически проверяли показания и