Сиа - Анюта Соколова

не обвиняла людей в том, что с ней сделали. Говорила, что мы просто не развились до цивилизованного уровня, чтобы проявлять гуманизм. Нельзя же ставить в вину дикарю, что он дикарь и живёт по своим жестоким понятиям.

Улица Ильеза постепенно перешла в широкую магистраль. После разрешающего знака я прибавила скорость. Нэл задумчиво смотрел на меня.

— Если честно, то я понимаю твоего отца. Он хотел, чтобы ты жила нормальной счастливой жизнью. И до Ольена к сиа относились с предубеждением, вряд ли у полукровки было бы столько возможностей, сколько у дочери профессора. Не говоря уже о том, что я с тобой полностью согласен. Уникальная полукровка очень заинтересовала бы правительство.

Я тихонько вздохнула и начала рассказывать. Намного подробнее, чем мне рассказал Конор, ведь Нэл не знал об исследованиях учёных и экспериментах над сиа. Он слушал, стиснув губы и глядя вперёд. Навстречу нам летели автомобили, дорога стрелой пробивала горизонт, сизый от морозной дымки.

— Значит, твой отец скрыл единственную свою удачу, — задумчиво произнёс Нэл, когда я закончила говорить. — Хотя вполне мог бы отдать итог успешного опыта вивисекторам от науки: пусть режут и изучают под микроскопом. Ради тебя он пожертвовал своей карьерой и возможностью прославиться на весь мир.

Слова Нэла совпали с моими мыслями. Живое доказательство совместимости людей и сиа в поисках секрета долголетия распотрошили бы до последней клетки. Отцу предоставили бы любое финансирование и десятки подопытных образцов. Вместо этого он вернулся в Сежью к целительской практике, растил дочь и писал книгу о сиа. Он мне врал — но мог ли он сказать настоящую правду? То злосчастное письмо было попыткой объяснить мои три сердца. Ведь он больше не мог прикрывать меня, это, по его мнению, должна была дальше делать я сама.

Отец не учёл лишь одного — отношения Ширана к «нелюдям». Так и я не ожидала, что образованный человек окажется расистом. В нашем доме никогда не поднималась тема сиа, меня она в тот момент волновала столь же мало, как, скажем, угроза вымирания популяции снежных барсов. Знал ли отец о предрассудках моего мужа? Вряд ли, они не были настолько близки. И уж тем более отец не предполагал, что, обнаружив в почте адресованный мне запечатанный конверт, Ширан вскроет его и прочтёт.

— Уна? — забеспокоился Нэл.

— Ты вскрываешь чужие письма? — спросила я невпопад.

— Это неприлично, — без запинки ответил он.

— Даже если письмо адресовано твоей жене?

— Без разницы. Всё, что мне нужно знать, она скажет сама.

— А если письмо от любовника? — поддразнила я.

— Конечно, если на конверте будет надпись: «Моей возлюбленной Уне», я потребую объяснений, — улыбнулся Нэл. — Но даже в этом случае есть варианты. Наш семейный доктор имеет привычку посылать открытки с надписью: «Дорогой и любимой Мэд». Мэд — Мэ́длин Рекре — моя мама.

— Твой папа не против?

— Доктор рассылает такие письма ещё сотне своих пациенток. Папа здравомыслящий человек… Уна, а что твой отец говорил о твоей матери? Должен же он был хоть как-то объяснить её отсутствие. Стандартное «умерла» не годится — где тогда могила?

— Пока я была маленькой, годилась сказка: мол, мама уехала и живёт в другой стране. Лет в десять отец позвал меня и повинился. Так и так, у нас с твоей матерью была случайная связь, ей не нужен был ни ребёнок, ни такой старый муж… Когда я родилась, отцу исполнилось шестьдесят девять. Конечно, как любой целитель он выглядел моложе, лет на пятьдесят, но я уже понимала, что молодая девушка мечтает о прекрасном юноше, а не о пятидесятилетнем профессоре.

— Тебе не было обидно?

— Я росла очень счастливой и балованной девочкой. Мной занималась заботливая няня, отец каждые выходные возил меня в кино и в парк на аттракционы, постоянно водил по магазинам игрушек. «Что изволит моя принцесса?»… Потом начались занятия по целительству, я ходила такая гордая! Принято считать, что без мамы детям плохо. Вероятно, когда мама есть, а потом она исчезает, это верно. Мне не с чем было сравнивать. Няня Бéрти жила с нами, она меня обожала, если бы не её преклонный возраст, я звала бы её мамой, — я грустно улыбнулась. — Берти умерла в возрасте восьмидесяти девяти лет, когда я окончила университет. За год до моего замужества.

— Как ты выжила? — тихо спросил Нэл. — Чудесное детство, полный достаток, замужество по большой любви, и после всего — предательство, одиночество, чужой город, съёмная квартира… Кстати, а куда делось состояние твоего отца? Профессор, целитель, он точно не нищенствовал. И в столице вы где-то же жили? У вас была квартира?

— Свой особняк с садом. Но, видишь ли, — я виновато вздохнула, — дом и состояние отца я унаследовала, находясь в браке. По закону это считается совместно нажитым имуществом. Чтобы получить половину, мне пришлось бы судиться с Шираном.

— Ты оставила всё ему? — ледяным тоном уточнил Нэл.

— Я трусливо сбежала. Подала заявление на развод, уволилась из лечебницы и в тот же день выехала из Сежью. Новые документы получала уже в Амьере.

— И твой бывший муженёк преспокойно живёт в твоём доме и тратит твои деньги? — Нэл хищно усмехнулся. — Генерал прав: мало я ему врезал.

— Ты что надумал? — встревожилась я.

— У нашей семьи очень хорошие адвокаты, Уна. По крайней мере, свой дом ты получишь назад.

— Точно — рыцарь, — эта улыбка вышла радостной. — Не волнуйся: я уже сама решила отсудить свой дом. Из принципа. Чтобы показать Ширану, что я его больше не боюсь и подлость ему не прощу.

Потому что нельзя прощать предательство.

Глава 24

К пропускному пункту мы подъехали в начале первого. Никаких вооружённых постов или очередей из задержанных машин не наблюдалось, дежурный в будке мирно читал газету. Небо затянули грязные косматые облака, зато заметно потеплело. Когда я вышла из машины, уши уже не щипало от мороза.

— Добрый день, — поздоровалась я с дежурным. — В Амьер въезд свободный?

— Чего ж ему не быть свободным, — проворчал дежурный, не отрываясь от газеты. — Чрезвычайное положение снято, езжай — не хочу.

— И комендантский час отменён? — не поверила я.

Дежурный соизволил поднять голову и смерить меня мрачным взглядом:

— Всё отменено, мьесса. Новая власть, новые правила.

— А сиа?

— Что — сиа? Они теперь неприкосновенны, — он тряхнул газетой. — Вон, в новостях пишут: «Не вступать в конфликты». Бывшим хозяевам обещают вернуть убытки, только когда это будет? Знаем мы цену этим обещаниям!

Над головой дежурного сиял коричневый ореол досады.

— У вас была сиа? — холодно спросил подошедший Нэл.