Альтерверс - Анатолий Мухин

Неторопливым шагом до метро он добрался минут за двадцать. Станция «Университет», расположенная на пересечении Вернадского и Университетского проспектов, выглядела привычно: вестибюли-ротонды с плоской крышей. Отличался цвет: вместо привычного голубого — кирпично-красный, и гигантская буква «М» наверху. Вход бесплатный. Ни одного турникета, только милиционер следит за порядком. Уже забытое для Матвея слово «милиционер». Внутренне станция практически не изменилась, только гербы СССР высечены в стенах металлом.

Станция постепенно наполнялась людьми. Труженики на благо Союза подходили к краю платформы, кто куда мог ткнуться, чтобы ни в коем случае не пропустить поезд, так как следующий будет только через десять минут. Состав Матвея приятно удивил: единый поезд красного цвета со множеством дверей и окнами, уходящими в крышу. Отсутствовал машинист — управление составами Московского метро осуществлялось удалённо. Матвей зашёл в чистый длинный вагон и сразу обратил внимание на электронные фотографии революционеров и генерального секретаря.

Интересно, — подумал Матвей. Чем занимается генсек у нас? Забавно, если он какой-нибудь алкаш и даже не подразумевает, что здесь он приравнен к богу.Механический голос объявил следующую станцию — «Ленинские горы» — и о том, что двери закрываются. Красные огоньки над дверьми замигали, все оставшиеся на платформе, как по команде, остановились.

Движение состава практически не ощущалось. Матвей смотрел на людей. Непохожие друг на друга жизни, все как один уткнулись в мобильные телефоны, читали новости или смотрели смешные картинки.

Он вышел на станции «Проспект Маркса», в его мире известной как «Охотный ряд», прошёл по чистому переходу и поднялся наверх. Перед ним предстал Исторический музей, за которым раскинулся Кремль. Древнейшая часть крепости, вокруг которой разросся крупный город. Крепость, которая, даже сменив белые стены на красные и орлов на звёзды, всё равно смотрелась немного сумбурно среди множества зданий советской эпохи.

Единственным напоминанием о религии был собор Покрова Пресвятой Богородицы, построенный ещё в шестнадцатом веке. Исторический памятник, которого почему-то не постигла участь всех храмов и церквей в городе — снос. Советский Союз пропагандировал, что только партия и упорный труд помогут достигнуть высшей цели, религии в этом мире места нет, так как это обман, придуманный, чтобы дурачить народ. Конечно, оставались верующие, но их со временем становилось всё меньше.

Главным местом паломничества коммунистов и социалистов всего света оставался Мавзолей. Он отличался от того, который привык видеть Матвей. Постройка из чёрного мрамора, вдвое больше той, что в родной столице оперативника, гордо несла на фронтальной стене три имени: Ленин, Сталин, Комаров. Они неподвижно лежали в своих усыпальницах, словно спали, а их вечный сон охранял караул из нескольких десятков солдат. Пройти к ним мог любой желающий, причём абсолютно бесплатно, но Матвею это всё было чуждо. Он считал, что не должны на главной площади страны лежать трупы. За такие слова в К3-61 его, вероятнее всего, отправили бы в трудовой лагерь, лет так на пять. Очередь на поклон из желающих посмотреть на великих мира сего уходила от Мавзолея к метро.

Время подходило к обеду. Матвей начал замерзать, а так как в центре посидеть в какой-нибудь кафешке будет стоить явно дороже, он решил поехать в свой родной район — Ломоносовский, где, кстати, находился ресторан «Гавана».

Он перешёл дорогу и сел в автобус, внешне напоминающий те, которые он видел лет десять назад, но новый и чистый. Его поприветствовала тучная женщина-водитель и попросила не забыть пристегнуться, если он поедет сидя. Мимо знаменитого дома на набережной, через Большой Каменный мост они выехали на улицу Димитрова, которая, в свою очередь, переходила в Ленинский проспект. По обеим сторонам Димитрова, которая Матвею привычна под именем Большая Якиманка, возвышались девятиэтажные сталинские дома. Пейзаж становился всё более монотонным, различием в сталинках было только расположение балконов и эркеров. Матвей проехал Академию наук, и пейзаж за окном стал родным, почти таким, к которому он привык. Вышел оперативник через одну остановку после «Гаваны», перешёл Ленинский по подземному переходу и зашёл во двор дома, где он живёт в своём объекте.

Двор выглядел иначе. Вместо ветхой хоккейной коробки — новая, с сеткой и воротами. Игровая площадка для детишек выглядела так, будто её поставили вчера.

Дети резвились в снегу, качались на качелях, съезжали с нескольких горок, их бабушки и дедушки громко обсуждали насущные вопросы. Матвею бросилось в глаза, что двери в подъезды не металлические, как практически во всей привычной ему Москве, а деревянные. Простые, аккуратные, деревянные и нет домофонов. Наверное, это показатель безопасности. А может, установка КГБ, чтобы при проникновении в квартиры не пришлось мучиться с тяжёлыми дверьми.

Неожиданно раздался резкий писк откуда-то из кармана. В этом объекте ему могли звонить два человека: Дмитрий и Александр Александрович Егоров. Он поднял трубку и услышал заспанный голос своего напарника:

— Ты где?

— Я тебе записку оставил, не видел?

— Не, я только встал и ещё не проснулся. А! Вот! А сейчас ты где?

— Недалеко от «Гаваны». Хочу прогуляться ещё немного.

— Ну ладно. Я пойду поем что-нибудь и подъеду тогда прям туда.

— Договорились, — Матвей сделал небольшую паузу, — не опаздывай.

Он положил трубку и пошёл в глубь дворов. Нагуливать аппетит.

***

Вывеска ресторана «Гавана» зажглась салатовым неоновым светом, ярким пятном посреди жёлтых окон соседних зданий. С пяти вечера на обоих этажах сквозь витринные окна можно разглядеть отдыхающих после тяжёлого рабочего дня москвичей и туристов, которые пришли попробовать экзотические блюда и напитки далёкой, дружественной Кубы.

Александр Александрович пришёл в точно назначенное время. Отряхивая пальто и шляпу от снега, который взялся за Москву с новой силой, он оглядел зал на первом этаже в поисках двоих мужчин, но не увидел их. Егоров сдал верхнюю одежду в гардероб, поправил лямку на кожаном портфеле, оттягивая время, и поднялся на второй, где заметил машущего рукой Дмитрия.

— Добрый вечер, Александр Александрович, — поздоровался Матвей, — спасибо, что нашли время.

— Не стоит, — Егоров подсел к напарникам за круглый деревянный столик, — вы умеете интриговать, должен признаться.

Кубинские мотивы доносились с первого этажа. В тот вечер в «Гаване» выступала знаменитая темнокожая исполнительница, своими жаркими мотивами заводящая комсомольцев и трудовой класс. Очаровательная официантка принесла меню. Дмитрий, не глядя на ламинированный листок, заказал бутылку рома, Матвей и