Альтерверс - Анатолий Мухин

Наша страна свободна, — продолжил психолог, — у нас ценится свобода слова, выражения. Скажите, Александр Александрович, что будет, если общественность узнает, что сын Егорова — гомосексуалист?

В глазах замдекана появился испуг, словно ему сказали, что вся его семья погибла. Матвей посмотрел на Дмитрия и задался вопросом: откуда у него такая информация? Матвею такие тонкости никто не сообщал.

— А там он сможет жить, не скрывая свою… свою ориентацию.

— Я не понимаю, о чём вы говорите! Это возмутительно! Мой сын настоящий комсомолец, а вы… Вы хотите запятнать его имя!

Он резко встал и закопошился в своём портфеле.

— Послушайте, товарищи, я не знаю, кто вы и зачем это делаете, но это уже не смешно, — Егоров нашёл на дне портфеля несколько купюр и бросил их на стол. — Прошу вас более меня не беспокоить. Хорошего вечера.

После этих слов Александр Александрович поспешил к выходу.

Спустя несколько минут Матвей спросил:

— Откуда тебе известно?

— О чём? — как ни в чём не бывало спросил в ответ Дмитрий.

— О сыне. Мне эту информацию не передавали.

Психолог развёл руками.

— Да наверняка передавали, просто ты не обратил внимания.

— Может быть, — ответил Матвей. — Да, ты прав. Наверняка было в его досье.

Матвей соврал осознанно. На свою память он никогда не жаловался, оперативникам необходимо запоминать слишком много информации.

— Нам нужно подать рапорт завтра с утра. Доложить о его отказе.

— Отказ — очень плохой вариант, — Дмитрий сделал большой глоток рома, его голос стал мягче, — надо его дожать. Мне кажется, я смогу. Пообещаем ему золотые горы, и мужик согласится.

— Хм-м… — Матвей посмотрел на часы. — Давай я с ним поговорю? Покажу фотографии, он убедится, что мы не врём. Ты психолог, бесспорно, но я тоже работаю с людьми. В тебе он увидел врага, не обижайся. А я могу сойти за союзника.Дмитрий допил свой ром, посмотрел в окно и произнёс:

— Ну, давай. Только держи меня в курсе. Это же наше общее задание.

***

На следующий день Александр Александрович почувствовал себя нехорошо. С самого утра его мучила мигрень. Боль растекалась от затылка к вискам и в шею.

Качественные советские таблетки не помогали. Он измерил давление ни разу не использованным тонометром и расстроился ещё больше: при норме сто двадцать на восемьдесят его верхнее поднялось до ста семидесяти.

В груди давило.

Ладони вспотели.

В голове Егорова мельком проплыла мысль, что он сейчас умрёт, и ему стало очень страшно.

— Нет-нет, — говорил себе Егоров, — умирать нельзя, умирать нельзя.

Он не имеет права оставить семью. Супруга, с которой они вместе прожили почти сорок лет, не справится без него. Квартиру, предоставленную университетом, наверняка отберут. Неужели ей придётся возвращаться в Мытищи? Дети ещё не встали на ноги. Кто поможет Виктории в её научной работе? Сможет ли она написать докторскую диссертацию без связей Александра Александровича? А Владислав? Юноша совсем запутался в жизни, ему нужен отец, который всегда поддержит в трудную минуту.

Умирать нельзя.

Он прошёл из спальни в большую гостиную.

— Нелли? — позвал он свою супругу. — Нелли, ты дома?

Ответа не последовало. Наверное, ушла в магазин или поехала навестить маму. Мысли Егорова разбегались, как тараканы при включённом свете. Дети, должно быть, на занятиях.

— Умирать нельзя, — приказал себе Егоров.

Он сел в кресло, обитое атласной тканью, и расстегнул верхнюю пуговицу пижамы. Холодный ветерок из форточки подарил ему мимолётное облегчение. Он старался дышать ровно. Успокаивать сердцебиение. Веки стали неподъёмно тяжёлыми. Он достал свой мобильный телефон и написал секретарю, что приболел и прийти на занятия не сможет. Дописывал сообщение он уже в полудрёме.

Резкий, неприятный звонок в дверь клещами вырвал его из сна. Дети давно говорили Егорову, что нужно поменять звонок, уж слишком ужасающе звучит этот. Теперь Егоров сам в этом убедился. Он посмотрел на старинные часы на комоде. 13:44, значит, он проспал почти пять часов. Тело ныло от сна в неудобной позе.

Звонок раздался ещё раз. Егоров выдохнул и отправился по длинному коридору смотреть, кто решил потревожить его днём рабочего дня. В видеофоне стояла фигура в заснеженном пальто и шляпе. Он сразу узнал одного из его вчерашних собеседников. Прятаться смысла не имело. Он не знал, кто эти люди, и решил не рисковать лишний раз. Александр Александрович приоткрыл входную дверь так, чтобы видно было только половину его лица.

— Что вам угодно? — спросил замдекана.

— Добрый день, Александр Александрович, — поздоровался Матвей, — простите за беспокойство. Я пришёл один. Может, вы уделите мне минутку?

— Как вы узнали, где я живу? — почему-то спросил Егоров.

— Мне сообщил ваш секретарь. Вас не было на работе, а поговорить мне с вами очень нужно. Поэтому пришлось прибегнуть к шарму, чтобы ваша служащая помогла.

Матвей широко улыбнулся, его глаза чуть прищурились. Эта улыбка вызвала доверие у Егорова.

— Ну хорошо, заходите.

Он открыл дверь, оперативник оглядел коридор и прошёл внутрь.

— Чаю? Кофе, к сожалению, не предлагаю. Закончился. Видимо, супруга пошла за ним.

— Спасибо, Александр Александрович, чай в такую погоду идеальный напиток.

— На улице метёт?

— Ещё как, — Матвей повесил пальто и шляпу на вешалку.

— Проходите в гостиную. Я сейчас.

От беспокойства и мигрени у Егорова не осталось и следа. Матвей чуть старше его дочери и показался ему примерным комсомольцем. И хотя Егоров должен был относиться к молодому человеку с подозрением, ему почему-то хотелось довериться ему. Выслушать.

Чай Егоров заварил с корицей и апельсином. Рецепт его бабушки. Он принёс две большие кружки, уселся в кресло, Матвею предложил расположиться на диване напротив.

— Сегодня мне пришлось подписать кучу бумажек, — сказал Матвей, — чтобы принести вам вот это.

Он достал из кармана свой смартфон.

— У вас схожие технологии, а в некотором смысле они опережают наши, но главное не сам телефон, а то, что в нём.

Он открыл приложение с фотографиями и передал Егорову.

— Листайте влево.

Александр Александрович смотрел одну фотографию за другой. Вот Москва с высоты птичьего полёта. Вот бизнес-центр из нескольких небоскрёбов. Вот неизвестный старик с седыми, неаккуратно подстриженными волосами и такой же седой бородой. Вот вид на юго-запад города.

—