Гиппогриф Его Величества - Lis-Bet

извиняясь за опоздание, и коротко сообщил, что его задержал отец. Глед отпустил несколько шуток по этому поводу, и тот едва сдержался, чтобы не пнуть его. Остановило лишь то, что весь дворец так или иначе наблюдал за ними и оценивал каждый шаг. Кроме того, следовало проявить бдительность. В прошлый раз на них уже напали здесь, и не было гарантий, что это не повторится. Осознавая опасность, Калеб с недавних пор принялся носить с собой больше оружия, чем обычно. Теперь у него был не только зачарованный кинжал на правом бедре, но и два ножа, спрятанных в специальных кармашках высоких сапог. Защищали его два перстня и брошь, сделанные Эдгаром. Они должны были отвести смертельный удар, приняв его мощь на себя. Подобные раньше носил отец, и они не раз спасали его. Впрочем, от смертоносного луча в битве при Рипсалисе не помогли.

Калеб шел по коридору, мельком оглядывая слуг, что глубоко кланялись, советников, что спешили куда-то с бумагами, стражников, что вытягивались по струнке при виде него, и знатных дам, которых матушка пригласила на аудиенцию. Каждый из них выражал почтение согласно этикету, однако во взглядах до сих пор читалась насмешка. Калеб старался не обращать на это внимания и сосредоточиться на том, чтобы не проглядеть очередную засаду, если она будет. К счастью, он добрался до тронного зала без проблем и занял свое место.

Огромное, обитое мягкой алой тканью кресло всё ещё казалось слишком большим для него. Гораздо удобнее было в том, что стояло справа. Оно выглядело скромнее, меньше, было не так украшено драгоценными камнями и благородными металлами. Калеб с легкой тоской посмотрел на него, невольно вспоминая, как беззаботно сидел там, думая, что отец проживет ещё лет пятьдесят. Теперь оно пустовало. Отныне Калеб занимал центральное место, причем не только в тронном зале, но и во всей империи. До тех пор, пока у него ни появится собственный ребенок, оно останется молчаливым напоминаем о юности и том, как внезапно та может закончиться.

— Ваше Величество, прикажете начинать? — спросил слуга, и несколько советников среднего звена, которые обязаны были присутствовать здесь, уставились на Калеба. Он кивнул.

— Да, время пришло.

Двери распахнулись, и в тронный зал вошел взволнованный мужчина. Он был одет в простую крестьянскую одежду, тщательно выстиранную, добротную, но далеко не новую. В руках покоилась корзина, накрытая тканью. Слуге не нужно было заглядывать внутрь, чтобы Калеб понял, что там лежали яйца и немного хлеба — подарки от семьи мужчины в благодарность за возможность войти во дворец. Тщательно проверив гостинцы, слуга унес их и пригласил мужчину пройти ближе к трону. Тот разволновался ещё больше и постарался незаметно вытереть вспотевшие руки о штаны. Калеб взглянул на него свысока и повелительно махнул рукой, разрешая высказаться. Глед и Кард, стоящие на почтительном расстоянии, внимательно оглядели мужчину, будто ожидая, что тот сейчас из воздуха достанет арбалет и выстрелит.

Собравшись с духом, мужчина принялся излагать просьбу. Подобные аудиенции были ежемесячным мероприятием, которое много лет назад ввел император Корнелиус. Он хотел стать ближе к простому народу, чтобы знать, какие у них горести и радости. Столкнувшиеся с бедами люди отчаянно нуждались в помощи и искали любые способы заполучить её. Возможность напрямую поговорить с императором, который, как известно, прислушивался к ним, дарила надежду. Люди выстраивались в огромные очереди, чтобы попасть во дворец, а также готовили подарки и гостинцы. Разумеется, императору никогда не давали еду, которую приносили из города, ведь она могла быть не только несвежей, но и отравленной. Как правило, после тщательной проверки её передавали нуждающимся.

Когда отец был жив, Калеб часто присутствовал на таких мероприятиях. Он любил наблюдать за тем, как тот ловко решает проблемы людей и как в их глазах расцветает надежда. Со слезами радости и широкими улыбками, они начинали глубоко кланяться, благодаря за помощь. В последние годы отец доверял Калебу решать некоторые проблемы людей, повелительно указывая рукой на очередного крестьянина, который с содроганием сердца глядел на них. В такие моменты Калеб, ощущая внутри подъем, начинал расспрашивать того, чтобы подобрать лучшее решение. Когда он отдавал приказ, отец удовлетворенно кивал, и на душе становилось легче.

Калеб любил свой народ. Он хотел помогать людям, попавшим в трудную ситуацию, а потому радовался, что, наконец, пришло время для ежемесячной аудиенции. С тех пор, как погиб отец, это был первый раз, когда мероприятие состоялось. Всё это время народ был в трауре, да и Калеб был не в том состоянии, чтобы пытаться кому-то помочь. Дыра в сердце никак не затягивалась, и даже сейчас смотреть на императорский перстень было тяжело. Хотелось верить, что битва при Рипсалисе оказалась дурным сном, и отец вот-вот войдет в тронный зал, сияя уверенной улыбкой, вот только...

Пришлось сжать кулаки, прогоняя мысли прочь. Калеб заставил себя сосредоточиться на словах мужчины, который, обливаясь по́том, стоял перед ним. Тот просил позволить его сыну, участвующему в осаде Рипсалиса, вернуться домой. Битва окончилась, и в ближайшее время повторения не планировалось, а потому он надеялся, что его просьбу удовлетворят. Калеб нахмурился, обдумывая это. Мужчина занервничал больше и оглянулся на советников, которые принялись перешептываться. Некоторые качали головами, другие — кривили губы. О чем они говорили, Калеб не услышал, да и не стремился сделать это. Он лишь прикинул, как лучше всего действовать, а затем повелительно махнул рукой, призывая к тишине.

— Приятно видеть такую крепкую связь между отцом и сыном, — сказал он, и мужчина затаил дыхание. — Однако твой сын не сможет вернуться сейчас, ведь в таком случае его пост останется без присмотра. Он отправится домой через месяц, когда к Рипсалису прибудут новые силы.

Мужчина так глубоко поклонился, будто хотел упереться лбом в пол.

— Воистину вы добры, как император Корнелиус, — воскликнул он. — Спасибо большое, Ваше Величество!

— Ступай с миром, — спокойно кивнул Калеб, хотя внутри ощутил волну тепла от того, что глаза мужчины наполнились огнем жизни. — Пригласите следующего.

Слуга кивнул, и вошла старушка с узелком, полным целебных трав. Она умоляла разобраться со смутьяном, который силой принуждал её внучку к браку. Несчастная девушка несколько раз обращалась к страже за помощью, но те лишь отмахивались, не рискуя связываться с местным распутником и богачом. Переживая за свою честь, девушка перестала выходить на улицу, однако тот настойчиво ломился в дом. Отца, который мог постоять за нее, не было в столице. Он служил в Гинуре — городе,