Королева Мальронс - Максим Шаттам

23. Погибнуть из-за любви к зверю

Утро тянулось бесконечно долго.

Сидя на дне ямы и уверяя себя, что с ними не случится ничего страшного, Мэтт ждал возвращения друзей. В городе их никто не знал, за их головы не была назначена награда, так что никаких оснований предполагать худшее не было. А если бы циники решили поинтересоваться, почему столь юные создания разгуливают по городу, Эмбер и Тобиас могли бы выдать себя за предателей, пришедших пополнить ряды армии Мальронс.

Да, чем больше он думал, тем больше успокаивался. Серьезному риску они не подвергались.

И все же… Солнце почти взошло, а новостей не было…

Время от времени Мэтт карабкался вверх по склону ямы, чтобы взглянуть на дорогу в город. По ней двигались люди – кто-то шел в лес на охоту, иногда даже целые группы мужчин, вооруженные луками, другие возвращались с тяжелыми, навьюченными на ослов вязанками дров, третьи тащили бамбуковые стебли. Но Эмбер и Тобиаса среди них не было.

– Еще рано, – уговаривал себя Мэтт. – Они вернутся к вечеру. Я обещал ничего не предпринимать. Терпение…

Однако терпеть становилось все сложнее. Невыносимо думать, что друзья рискуют из-за него. А он не может им помочь.

Мэтт взглянул на ворота. Двое часовых. Чуть дальше – еще двое. Хорошо, что на стене никого нет. Сможет ли он забраться туда?

Ни малейших уступов, не получится.

Мэтт подумал, что можно обойти город, осматривая разные участки стены. Вдруг получится проникнуть внутрь там, где в город втекает река?

Глупо, это риск, меня схватят, и я разминусь с друзьями. Я же обещал не делать ничего подобного.

Мэтт хандрил. Чтобы немного убить время, он пожевал сушеное мясо.

Утром в город прилетел огромный дирижабль. Захватывающее зрелище, хотя оно и длилось всего несколько минут. Мэтт проследил за ним взглядом, а потом залез на дерево, чтобы увидеть, как дирижабль пристыковывается к самой высокой в городе башне с деревянными платформами.

И снова – ничего интересного.

Доедая мясо, он вспомнил про то, что ему снилось. Кошмаров больше нет. Ропероден… Слепой лес определенно положил конец преследованию! Мэтт задумался: мог ли кто-то из обитавших в Слепом лесу многочисленных монстров убить Роперодена? В любом случае это возможно, так хочется верить, что это произошло…

Потом мысли Мэтта устремились к покинутому месяц назад острову Кармайкла. Вроде месяц – это мало, но зато сколько всего пережито с тех пор… Что, интересно, стало с братьями Дагом и Реджи? Затем он вспомнил своих родителей, и в груди у него все сжалось. За минувшие месяцы он научился не думать о них, чтобы защитить себя от боли. В глубине души он понимал, что больше никогда их не увидит. Как и миллионы других людей, они были уничтожены Бурей. Осталась лишь горстка жестоких взрослых варваров и брошенные на произвол судьбы дети.

Мэтт прогнал грустные мысли глотком прохладной воды.

Он лег на землю, на свои вещи, положил ладони под голову и принялся смотреть в небо.

Веки отяжелели, и глаза закрылись.

Ему снилась Плюм. Проснулся Мэтт оттого, что ему как будто послышался собачий лай. Мэтт вскочил на ноги, тело напряглось.

Вдалеке действительно лаяла собака. Значит, это не сон.

Мэтт выбрался из ямы и огляделся.

К городу приближались две повозки и дюжина стражников. На повозках стояли набитые животными клетки. Оттуда и доносился собачий лай.

Караван прошел прямо перед Мэттом, и ему пришлось вцепиться пальцами в землю, чтобы не броситься вперед, когда в одной из клеток он увидел огромную собаку.

Плюм!

Как это может быть? Мир такой громадный, а она оказалась здесь, рядом с ним, невероятно!

Правда ли это она? Мэтт подумал, что собака могла побежать за ними на юг. Может, она почуяла мой след? Или ее просто схватил патруль циников, чтобы привезти сюда.

Собака лаяла.

Это точно она, никаких сомнений! Она! Плюм выжила в Слепом лесу! Она жива!

Мэтт ликовал.

Один из стражей, уставший от лая, постучал по клетке палкой:

– Заткнись!

Мэтт в ярости взглянул на него.

Еще пятьдесят метров, и первую телегу увидят часовые в городе. Что будет с Плюм? Из нее сделают вьючное животное? Отправят в цирк? Съедят, в конце концов?

Мэтт не был готов снова потерять ее. Так неожиданно найдя ее, он понимал: второго шанса не будет. Надо действовать.

Он пересчитал солдат. Тринадцать.

Но не стоит забывать про эффект неожиданности.

Мэтт надел свой бронежилет, перевязь и, держа в руках меч, прячась за деревьями, скользнул в заросли папоротников.

– Ну ты, заткнись! – опять крикнул стражник, ткнув сквозь решетку собаку, которая завизжала от боли.

Это уже слишком! Мэтт сжал рукоять меча так, что побелели костяшки пальцев. Он выскочил из зарослей и оказался прямо перед солдатом.

Все, что тот успел увидеть, – мгновенный блеск стали. Боль. Кровь ослепила солдата, и, вскрикнув, он в агонии рухнул на землю.

Мэтт не оставил никаких шансов и другому цинику, быстрым движением отрубив тому руку. Потом запрыгнул на повозку и ударил мечом по прутьям клетки.

Клетка разлетелась, Плюм подняла морду, и ее глаза округлились, когда она узнала Мэтта.

Но тут сзади возникли два циника, вооруженные один топором, другой – булавой.

Мэтт развернулся и сделал мощный выпад мечом. Циники попытались парировать удар, но они не могли предположить, что подросток обладает такой нечеловеческой силой.

Оба покатились по земле; при этом один солдат, падая, случайно ударил булавой второго по голове.

Мэтт спрыгнул с повозки и двумя выпадами сразил еще двоих солдат. Третьего он разоружил быстрым движением меча. Остальные начали понимать, что подросток нереально ловок и силен. Они сбились в кучу и стали наступать все вместе.

Мэтт поднял с земли топор и с такой силой швырнул его в ближайшего солдата, что тот не успел увернуться, рукоять врезалась ему в лицо. Очередной циник получил удар мечом. Еще один отлетел прочь – лезвие поразило его в челюсть. Оставшиеся двое, размахивая мечами и пытаясь защититься, отступили.

Мэтта ослепил гнев.

Каждый раз, сражаясь против циников, он ощущал уже ставшую привычной ярость. Отказавшись жить в мире с пэнами и пытаясь причинить им вред, они сами принудили его к насилию. Они решили быть врагами, а не союзниками.

Каждый раз, когда сталь в его руке проникала в человеческую плоть, он знал: этот звук, эти ощущения будут преследовать его много ночей подряд, всю пролитую кровь он запомнит. И это понимание заставляло его сражаться еще яростнее.

Он не колебался