Военный инженер Ермака. Книга 4 - Михаил Воронцов

Я повернулся к Алыпу, благо он был здесь, с нами.

— Объясни своим — если убьем их сейчас, не узнаем, сколько еще таких прячется в лесах. Может, здесь не все. Нужно выяснить, с кем имеем дело. Убить их всегда успеем. Нужно доставить их в Кашлык.

Алып перевел. Вогулы переглянулись и спрятали ножи.

— Сожжем здесь все? — спросил у меня Черкас.

— Лучше подождать, — ответил я. — Огонь станет виден издалека. Если тут есть еще кто-то из них, увидят это.

— Ты прав, — кивнул Черкас. — Но если мы поведем их в Кашлык, то другие могут прийти сюда. Надо узнавать все сейчас.

Тут уже была моя очередь соглашаться. Мы сделали так — развели пленников подальше друг от друга, чтобы они не слышали, кто будет что говорить, и все-таки развязать им язык. По-хорошему или по-плохому.

Как я понял, первый из — тот, кто постарше — в этой секте главный. Поэтому я решил, что сначала пойду ко второму. С ним наверняка будет разговаривать легче. А потом, если он что-то скажет, может и главарь поймет, что молчать бессмысленно.

…Его звали Гаврила Чёрный.

Родом он был из деревни на окраине Вологодских лесов, где избы жались друг к другу, словно испуганные овцы, а за околицей начиналась бесконечная чаща. Сирота с малых лет — отец помер, когда Гавриле едва минуло семь зим, мать сгинула через год от чахотки. Родичи не захотели кормить лишний рот, и мальчишка пошёл по миру христарадничать. Но милостыню подавали скупо, а есть хотелось каждый день. К четырнадцати годам Гаврила уже промышлял на большой дороге — сперва один, с дубиной да ножом, потом прибился к ватаге таких же отверженных.

Ватага та была пёстрая — беглые холопы, расстриги, дезертиры из стрелецких полков. Атаманом у них ходил Митька Кривой, старый разбойник с изуродованным в драке лицом. Грабили они проезжих купцов на тракте меж Вологдой и Устюгом, иногда нападали на крестьянские обозы, везущие хлеб на ярмарку. Гаврила не отличался умом — грамоте не знал, счёт вёл на пальцах, но силой природа его не обделила. Держал его при себе Митька как пса цепного — куда пошлют, туда и бежит, кого велят бить — бьёт не раздумывая.

Однажды на зимней дороге, когда метель крутила снег воронками, а сугробы доходили до пояса, их шайка наткнулась на странного путника. Шёл он один, без поклажи, только котомка за плечами да посох в руке. Худой, сгорбленный, в тёмном плаще, подбитом овчиной. Лицо бледное, глаза провалились, но взгляд острый, пронзительный. Разбойники окружили его, думали — лёгкая добыча. Но когда Митька Кривой замахнулся саблей, путник заговорил таким голосом, что все замерли.

— Не трогайте меня, братья во грехе, — сказал он тихо.

— Я не купец и не боярский слуга. Я — Евсей, бывший псаломщик. Иду я не от людей, а к людям. Ищу тех, кто готов услышать правду о мире сем.

Митька криво усмехнулся.

— Что за правда? Небось опять сказки поповские?

Евсей покачал головой.

— Нет. Я расскажу вам, почему вы, сильные мужи, прячетесь по лесам как звери. Почему богатые жиреют, а бедные гибнут с голоду. Почему молитвы не доходят до неба.

Слова произвели впечатление, поэтому его привели к костру, дали похлёбки. Евсей ел медленно, как больной, а потом начал говорить. Голос у него был тягучий, словно мёд с ложки стекал. Рассказывал он, что когда-то служил дьяком в приходской церкви под Костромой. Читал не только Священное Писание, но и другие книги — греческие, латинские, даже какие-то восточные свитки, что привозили купцы из Астрахани. И открылась ему страшная истина: церковь обманывает народ. Истинный властитель мира — не Христос, а князь тьмы.

— Посмотрите вокруг, — говорил Евсей, водя костлявым пальцем по кругу. — Где справедливость Божья? Где милосердие? Бояре грабят смердов почище вас, разбойников. Попы берут последнее с нищих. Цари воюют меж собой, а гибнут простые люди. Если Бог добр и всемогущ, почему Он это допускает?

Разбойники слушали, переглядывались. Кто-то крестился украдкой, кто-то сплёвывал через плечо.

— А потому, — продолжал Евсей, — что Бог — слаб. Он проиграл битву за этот мир. Настоящий хозяин здесь — сатана, князь мира сего. И кто поклонится ему, признает его власть, тот будет сытым и вольным. А кто будет молиться слабому богу — останется рабом навеки.

Гавриле слова дьяка запали ему в душу, как заноза под кожу. Разбойник, не видавший ни науки, ни учения, воспринял эту речь как откровение. В его простом уме всё сложилось: вот почему он сирота, вот почему голодал, вот почему должен прятаться по лесам. Не потому что грешен — а потому что молился не тому богу!

Евсей остался с ватагой. Днём он сидел в стороне, что-то чертил палкой на земле, бормотал себе под нос странные слова. Ночью собирал вокруг себя тех, кто хотел слушать. Рассказывал про древних волхвов, что знали тайные имена духов. Про царя Соломона, который повелевал демонами. Про чёрные книги, где записано, как получить власть над миром.

Постепенно вокруг Евсея сложился кружок. Гаврила был там первым и самым преданным. За ним потянулись ещё человек пять — самые отчаянные и потерянные души из ватаги. Митька Кривой сначала смеялся над ними, называл дураками, а потом разозлился. Что-то задумал, но ничего сделать не успел.

…Той ночью Гаврила убил атамана. Воткнул нож под рёбра, когда тот спал.

Утром все разбойники признали Евсея главным. Взяли оружие, припасы и скрылись в чаще. Теперь их было тринадцать человек — сам Евсей и двенадцать «апостолов тьмы», как он их называл. Поселились они в заброшенной лесной деревушке, где от изб остались только печи да обгорелые брёвна. Отстроили две избы, обнесли частоколом.

Евсей велел приносить жертвы «Князю Мира». Сначала это были куры, которых воровали в окрестных деревнях. Гаврила сворачивал птице шею, а Евсей собирал кровь в глиняную чашу, чертил ею знаки на земле. Потом пошли козы и овцы. Животных резали ножом, медленно, чтобы кровь стекала долго. Евсей говорил, что в страдании жертвы — сила обряда.

Но вскоре и этого стало мало. Однажды поймали торговца на дороге. Человек молил о пощаде, обещал золото, но Евсей сказал:

— Золото — прах. А кровь человеческая — истинная ценность.

Гаврила сам закалывал несчастного. Руки не дрогнули — он уже не чувствовал ни жалости, ни страха. Кровь стекала в яму, выложенную камнями. Евсей читал над ней свои заклинания, смешивая церковнославянские слова с