Военный инженер Ермака. Книга 4 - Михаил Воронцов

— Это смесь сосновой живицы, медвежьего жира и дегтя, великий хан, — пояснил Алексей. — Горит долго и жарко, прилипает к дереву, к одежде, к коже. Водой не залить — только сильнее разгорается.

Он аккуратно запечатал горшок обратно, затем достал из кармана кусок просмоленной пакли и небольшой железный крючок на цепочке.

— Вот хитрость, — продолжил русский, прикрепляя крючок к горшку. — Паклю поджигаем, цепляем к сосуду. Когда требушет метнет снаряд, горшок полетит с горящим фитилем. В полете огонь не гаснет — я проверял. А когда горшок разобьется о землю или о стену, горящая смесь разбрызгается во все стороны.

Кучум и Карачи переглянулись. Мурза первым оценил замысел:

— Ай да хитрец! Через частокол перекинем, прямо в острог!

— Именно так, досточтимый мурза, — кивнул Алексей. — А теперь позвольте показать на деле.

Работники осторожно уложили глиняный горшок в кожаную пращу. Алексей поднес к пакле горящую лучину — та занялась ровным, коптящим пламенем. Все отошли на безопасное расстояние.

— Пускай! — скомандовал инженер.

Татарин дернул за спусковой канат. Массивный противовес с грохотом рухнул вниз, а длинное плечо метательной балки взметнулось вверх с такой силой, что вся конструкция требушета содрогнулась и заскрипела. Праща распрямилась в верхней точке, и горшок с горящей паклей полетел по высокой дуге в морозное небо.

Все проследили взглядами за огненной точкой, что чертила параболу на фоне серых облаков. Снаряд пролетел добрых четыре сотни саженей и упал в снег с глухим звуком. Через мгновение в том месте взметнулся столб черного дыма, а затем показались языки пламени. Горящая смесь растеклась по снегу, образуя пылающее пятно сажени в три шириной. Даже на таком расстоянии был виден жаркий огонь, который не гасили ни снег, ни ветер.

— Вот это да! — выдохнул Карачи. — Как будто сам шайтан плюнул огнем!

Кучум молча наблюдал за горящим пятном в степи. Его узкие глаза блестели от возбуждения.

— Еще! — приказал он. — Кидайте еще! У вас еще горшки? Не жалейте их!

— Есть, о великий хан, — склонил голову Алексей.

Татары засуетились. Пока одни взялись за ворот, опуская метательную балку обратно вниз, другие готовили новый снаряд. Деревянные блоки поскрипывали под натяжением канатов, массивная балка медленно опускалась. Весь процесс перезарядки занял меньше четверти часа — именно столько, сколько обещал Алексей.

Второй горшок полетел еще дальше. Потом третий, четвертый… Вскоре заснеженная степь в трехстах саженях от ставки покрылась дымящимися кострами. Черный дым столбами поднимался к небу, а оранжевые языки пламени жадно пожирали сухую траву там, где ветер сдул снег.

Требушет работал как часы. Массивная конструкция содрогалась при каждом выстреле, но держалась крепко. Балки из лиственницы, связанные железом и веревками, выдерживали чудовищные нагрузки. Метательная балка взлетала и опускалась, противовес грохотал, праща свистела в воздухе.

— Великий хан, — обратился Алексей после десятого выстрела, — представьте, что это не степь, а улицы Кашлыка. Деревянные дома, соломенные крыши, сеновалы, конюшни… Один горшок — и все в огне. Десять горшков — и половина города пылает. А казаки что сделают? Воду таскать будут, вместо того чтобы из пищалей и арбалетов стрелять.

Кучум стоял, не отрывая взгляда от горящих пятен в степи. Морщины на его лице разгладились, губы растянулись в жестокой улыбке. Он медленно повернулся к требушету, провел рукой по массивной деревянной раме, словно лаская любимого коня.

— Гори, Искер, гори, — произнес хан со злобой в голосе, глядя на пылающую степь, как будто уже видел перед собой свою мятежную столицу. — Сгори весь. Я отстрою тебя заново.

Карачи стоял чуть поодаль и внимательно наблюдал за своим повелителем. В глазах хана плясали отблески далеких костров, лицо исказила гримаса ненависти и торжества. Мурза покачал головой — временами Кучум казался ему совсем безумным. Эта одержимость местью, это желание уничтожить собственную столицу, лишь бы выкурить оттуда казаков… Но Карачи молчал. Он знал, что в такие моменты лучше не перечить хану. Да и пусть он станет безумным… тогда будет проще заменить его и никто не станет возражать.

Алексей тем временем продолжал:

— Мы можем метать не только горшки с зажигательной смесью, великий хан. Можно наполнить сосуды известью — если попадет в глаза, то ослепит. Можно дохлых животных кидать, чтобы заразу и вонь распространить. Можно даже ульи с разъяренными пчелами… Так делали в Европе…

— Хватит, — прервал его Кучум, поворачиваясь к инженеру. — Подготовь как можно больше снарядов. Жира, живицы, горшков — всего. Нам нужно несколько таких машин. Чтоб с запасом. Ермак хитер.

— Конечно, великий хан, — поклонился Алексей. — Я уже обдумал это. Требушет будет стоять на границе атаки казацких пушек и может пострадать от их ядер. Но не беда — мы на месте отстроим новый, если понадобится. Конструкция простая, материалы есть. А уж жира и живицы у нас точно будет больше, чем у Ермака пороха.

— Сколько машин сможешь построить к весне? — спросил Карачи.

— При достаточном количестве работников — пять, шесть, даже больше. Главное — найти подходящие деревья для метательных балок, ну и металл — его у нас не так много. Нужны прямые стволы лиственницы, без сучков, длиной в десять саженей. Остальное проще. Но мы сможем делать такие машины и у Искера, когда придем к нему.

Кучум кивнул, явно довольный услышанным. Он еще раз окинул взглядом требушет, потом перевел взгляд на все еще горящую степь.

— Карачи, выдели ему сотню человек. Пусть строит. И обеспечь всем необходимым — деревом, железом, веревками и всем остальным. К первой траве хочу видеть много таких машин. И смолу с жиром пусть люди добывают. Как можно больше!

— Будет исполнено, великий хан, — поклонился мурза. — Буду смотреть, что делается, каждый день. Такого оружия Сибирь еще не видела.

Алексей тоже поклонился, а затем начал деловито начал отдавать распоряжения работникам на татарском языке, которым он владел весьма хорошо.

Ветер усилился, разнося по степи черный дым от догорающих костров. Снег вокруг них растаял, обнажив мертвую почерневшую землю. Кучум еще долго стоял, наблюдая за этой картиной разрушения, и улыбка не сходила с его обветренного лица. В его воображении уже полыхал Кашлык, горели дома изменников-татар, что приняли сторону казаков, метались в огне и дыму ермаковы стрельцы. Сегодня он поверил в свою победу больше, чем когда-либо за последние дни.

Солнце клонилось к закату, окрашивая заснеженную степь в кровавые тона. Зловещий требушет высился на фоне алого неба как грозное предзнаменование грядущей беды. Его длинная тень падала на землю, словно черная стрела, указывающая путь к