Военный инженер Ермака. Книга 4 - Михаил Воронцов

Отдельно я откладывал бусины с браком — пузырьки, неровности, странные цвета от неудачных экспериментов. Даже они найдут своего покупателя. Остяки и вогулы никогда не видели стекла, для них и кривоватая бусина с пузырём внутри будет чудом.

В печи ещё оставался расплав — последняя порция дня. Я решил попробовать кое-что новое. Взял охру, растёр в тончайшую пыль, смешал с каменной крошкой. Добавил к прозрачному стеклу, размешал. Цвет получился удивительный — медово-янтарный, с красноватыми проблесками. Из этой массы сделал несколько крупных бусин и одну подвеску в форме солнца — круглую, с расходящимися лучами.

Когда стемнело окончательно, в мастерскую вошли трое — сам Ермак, Иван Кольцо и Матвей Мещеряк. Я разложил перед ними готовые изделия, разделив по типам и цветам.

Ермак взял «звёздную» бусину, повертел в пальцах, поднёс к свече. Искры внутри вспыхнули, заплясали.

— Добро, — коротко сказал атаман. — Делай, будем менять их на все, что нам нужно.

Они ушли, забрав несколько образцов, а я остался доделывать последнюю партию. Янтарные бусины остывали в золе, и я знал — получились удачными. Завтра начну новый день, новые эксперименты. Может, попробую добавить сажу для получения дымчато-серого стекла? Или растолочь малахит, если найду, для настоящего изумрудного цвета?

За окном выла пурга, но в мастерской было тепло. На столе сверкали разноцветные бусины. В конце концов, именно так и должна происходить настоящая колонизация — через обмен, а не только через завоевание.

Глава 18

Утром следующего дня меня разбудил грохот в дверь. На пороге стоял казак — невысокий, жилистый, с хитрыми глазами и рыжеватой бородой.

Имя его я запамятовал, но знал, что он был в подчинении нашего старосты Тихона Родионовича. Контролировал рабочих, «решал вопросы», договаривался, использовал в отношениях с ними «политику кнута и пряника», мог кому-то за лень или обман хорошенько врезать, а за хороший труд выхлопотать награду. Человек очень энергичный и активный. И с хитрецой, не без этого.

— Федька Рыжий, — представился он, — а то вдруг забыл, как меня зовут. Ермак велел мне быть при твоих стекляшках главным. Сказал их на товары менять.

Я хмыкнул. Да, Федька на эту роль подходил лучше других. Торговаться он явно умел.

— Хорошо, — кивнул я. — Покажу, что у нас есть, расскажу, какие на что менять лучше.

Мы провели в мастерской почти два часа. Федька оказался способным учеником — быстро запомнил, какие бусины я считал более ценными, какие попроще. Особенно его впечатлили «звёздные» с металлическими включениями и те, что с перьями внутри.

— За такую, — он поднял крупную бусину с медными разводами, — соболя просить можно?

— Начни с чего попроще, — посоветовал я. — Пусть сначала привыкнут, распробуют. А потом и цену поднимать станем.

К полудню Федька с двумя помощниками — казаками Гришкой и Савкой — устроился на рынке и разложил товар на войлоке. Простые зелёные бусины горкой, отдельно — более сложные, а самые красивые спрятал в кожаный мешочек, чтобы показывать только особым покупателям.

Первыми подошли любопытные мальчишки — и русские, и татарские. Татарские часто приезжали из дальних поселений в Кашлык вместе со своими родственниками. Те торговали, а эти слонялись без дела или играли со сверстниками. Федька дал им по простой бусине с пузырьками внутри — те, что я считал браком. Русским, конечно, экономической выгоды дарить не было, но нельзя же давать подарки только чужим!

— Расскажите матерям да сёстрам, — велел он. — Пусть идут, смотрят.

Расчёт оказался верным. Через четверть часа к лотку потянулись женщины. Сначала робко, издалека разглядывали. Потом осмелели, стали подходить ближе. Первой решилась молодая татарка в расшитом платке. Долго вертела в руках прозрачно-зелёную бусину, поднимала к солнцу, смотрела на просвет.

— Мёду горшок дам, — наконец сказала она по-русски с сильным акцентом.

— Два горшка, — тут же поправил Федька.

Женщина покачала головой, но в глазах уже горел азарт. После недолгого торга сошлись на горшке мёда и мере сушёных ягод. Первая сделка состоялась.

Дальше пошло веселее. Весть о диковинных украшениях разнеслась по Кашлыку быстро. К обеду у лотка Федьки толпилось полрынка. Женщины теснили друг друга, тянули руки, каждая хотела выбрать бусину покрасивее.

Старый вогул в меховой шапке долго рассматривал бусину с карбонизированным пером внутри. Вертел её, подносил к глазу, что-то бормотал на своём языке. Потом принес связку куньих шкурок — штук пять, не меньше.

— Дух птицы внутри, — сказал он. — Хорошая защита будет.

Федька, не моргнув глазом, покачал головой:

— Мало. Такая бусина — особенная. Десять куниц, не меньше.

Вогул поморщился, но добавил ещё три шкурки и небольшой кусок вяленого мяса. Сделка состоялась.

К полудню выменяли уже два десятка бусин. В обмен получили: пять горшков мёда, мешок соли, несколько связок вяленого мяса, дюжину куньих шкурок, несколько беличьих, выделанную оленью кожу и даже пару живых кур в клетке.

Особенный фурор произвели молочно-жёлтые бусины со свинцом. Их тёплый, медовый цвет напоминал янтарь, который здесь знали и ценили. Одна пожилая татарка отдала за три таких бусины целый бобровый мех — правда, не самой лучшей выделки, но всё равно ценный.

— Как солнце внутри, — говорила она, нанизывая бусины на конский волос. — Внучке на свадьбу будет.

Затем к лотку протиснулся один из остяцких старейшин — это нетрудно было понять по богатой одежде и уважению, с которым расступались перед ним другие остяки. Он молча смотрел на разложенный товар, потом кивнул Федьке на кожаный мешочек.

— Что там прячешь, рыжий казак?

Федька понял — настал момент для главного товара. Достал из мешочка самую красивую бусину — ту самую, крупную, с зелёно-голубыми разводами и золотистыми искрами внутри, которую я показывал Ермаку.

Старшина взял её двумя пальцами, поднял к небу. Солнце ударило в стекло, и бусина вспыхнула всеми цветами радуги. Толпа ахнула. Даже бывалые казаки, охранявшие лоток, засмотрелись.

— Сколько? — коротко спросил остяк.

— Это не на продажу, — хитро прищурился Федька. — Только на особый обмен.

— Говори.

— Два соболя. Чёрных, без единого светлого волоска.

Толпа зашумела. Два чёрных соболя — богатство немалое. Но старшина даже не поторговался. Сказал что-то на своем сопровождавшему его остяку, и тот принес сверток. Внутри лежали две шкурки такой красоты, что у меня перехватило дыхание. Чёрные, отливающие синевой, мягкие как шёлк.

— Твоя, — сказал остяк, забирая бусину. — Ещё такие будут?

— Будут, — пообещал Федька. — Приходи через неделю.

Успех этой сделки привлёк новых покупателей. Подошли купцы из татарских семей. Долго думали, но решили, что перепродать смогут еще дороже.

— Сколько у тебя этого товара? — спросил один из них, седобородый татарин в